– Тебя как Кармак-то не почуял? – спросила та, отстраняясь, и, отложив нож, взялась за ложку, чтобы перемешать осевшие на дно кастрюли пельмени. Так было легче скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
– У меня с собачьим народом давний договор. Хоть раз обнюхаемся – друзья навеки. Забыла?
– С вами все на свете позабудешь. Любаша с утра прибежала – Ваську, кричит, арестовывать отыскивают. Такая драка ночью организовалась – в больницу очередь на полкилометра стоит. А я и знать ничего не знаю. Как давеча ушел, так с концами. Вообще-то она баба неплохая. Отказалась Чикину показанье давать, что ты ее снасильничать хотел. Я, говорит, может, только радая была, так он на меня вроде как и смотреть не схотел.
– Кто там с Романом Викентьевичем?
– Мишка твой. Отец Андрей возвернулся. Не захотел от беды чужой отходить.
– Какой беды?
– Не слыхал, что ль?
– Про дочку?
– Викентьевич специально слух пустил, что она в себя пришла и теперь убийцев своих и насильников опознать может.