Далеко от неба

— Как два пальца, — стал объяснять Михаил. — Расчет, говорю, как два пальца. Кто прибежит, тот на мушке. Получается дуплет: и хозяина нет, и дома нет. Хреновая рифмочка! Соображаю — приезжие охоту начинают. На приманку словить хотят. Девяносто девять процентов домовладельцев в таком подобном случае обязательно нарисуются. И будут категорически неправы. Попрошу, Василий Михайлович, поиметь это в виду.

— Приезжие, говоришь?

— Вполне возможный вариант.

— Вот и познакомимся, кто такие крутые у нас объявились. Проведем рекогнесценировку на местности. Пока без вступления в непосредственный контакт. Гляну, что к чему, — и назад.

— Вась, а Вась, — подала голос Аграфена Иннокентьевна. — Мишка-то правильно советует. Поостеречься сейчас надо. Может, вовсе и не наш горит, а рядом где. Отсюда разве разберешь? В самый раз мне туда сбегать. Какая я баба, коли про пожар на своей улице знать не буду? Я там разом у соседок все вызнаю.

— Не исключено, что такой вариант они тоже прокрутили. Аграфена Иннокентьевна туда, они — сюда и нас за жопу: «По какому такому праву в чужом доме находитесь?»

— Все, мать! — решительно сказал Василий. — Мне так и так надо было сегодня домой наведаться. Сапоги забрать, еще кой-чего… Как в тайгу без сапог? Согласна? А тебе отсюда нельзя. Палыч на тебя доверенность оставил, вот и блюди. Мы тут по закону даже права находиться не имеем. Так что без вариантов — я за сапогами, а вы тут.

— Как говорил покойный Корней Карабешкин, «лучше хромать, чем сидеть, лучше маяться с похмела, чем совсем не маяться, лучше отказаться от закуси, чем от еще по десять капель», — неожиданно встрял в разговор Серуня, выбираясь из кресла.

Как ни странно, но все поняли его замысловато высказанное предложение.

— Ты бы лучше вообще не возникал, агент мирового алкоголизма! — нарочито сердитым голосом прикрикнул на него Михаил. — На тебя там первое подозрение будет.

— Какое такое? — удивился Серуня.

— Такое самое. — Михаил легким толчком в грудь усадил неожиданного добровольца на прежнее место. — Тебя в отмытом виде узнавать замучаются. Решат… Не знаю, что решат, но морду набьют запросто.

— За что?

— За то, что не узнают. За то, что на человека стал похож. Сиди здесь и не дыши. Ты теперь у нас главный свидетель, какая у них стратегия на ближайшее время и какой компромат у Артиста в его личном сейфе находится.

— Золото там у него находится.

— Золото тоже, если тебе со страху не приснилось. Когда все маленько устаканится, мы это дело еще обмозгуем. Устаканится, когда ничего не останется. Хреновенькая рифмочка. Устаканится, их не останется — лучше́й. А сапоги искать в данном конкретном случае против ветра ссать. Тоже рифмочка. Плохая примета, когда в рифму говорить начинаю. Либо Катька права качать начнет, либо вообще все наперекосяк. Давай лучше, я смотаюсь, а? Погляжу, соображу…

— А их кто защищать будет?

— Возражаю, — снова приподнялся со своего места Серуня. — Ежели что — присоединюсь всеми имеющимися силами. Прошу выдать соответствующее оружие.

— Чему соответствующее?

Одновременно с вопросом Михаил снова толчком вернул Серуню в кресло.

— Защите жизни и достоинства, — не растерялся Серуня.

— А… Держи тогда…

Михаил взял стоящую у камина кочергу и вручил ее Серуне.

— Мать, а что это Кармака давно не видать? — уже в дверях поинтересовался Василий. — Выпустила, что ль? Если да, то зря, судя по обстановке.

— Удержишь его, как же. Видать, хозяина почуял или из своих кого.

— Свои вроде все здесь.

— За Марью у меня чего-то душа изнылась. Глаза закрою — рядышком стоит, словно спросить о чем-то хочет. А чего сказать — не знаю. Где-то она сейчас, подраночек мой горемычный, красавица ненаглядная?

В стороне пожара отчетливо громыхнуло, и зарево сразу набрало силу.

* * *