Далеко от неба

Лесовоз остановился у магазина в центре поселка. Неподалеку была столовая. Правее — «Промтоварный». Наискось через пыльную узкую улицу скособочилось высокое крыльцо почты. Двухэтажное деревянное здание гостиницы тоже рядом. За гостиницей, за углом, отделенное от прочих строений небольшой площадью, в центре которой, полускрытый чахлыми топольками, уродливо серебрился недавно выкрашенный памятник Ленину, неуютно возвышалось кирпичное здание местной администрации.

Несмотря на самый разгар рабочего дня, у местных торговых точек толпился народ. Бабы у «хлебного» ждали, когда из пекарни привезут последнюю выпечку. Мужики сидели в тени на завалинке «Культтоваров» — месте, с давних пор облюбованном для делового и полуделового общения, дележки местными новостями, но чаще всего для совместного уничтожения периодически то одним, то другим участником посиделок приобретаемых спиртных напитков. В иные дни тут собиралось до двух-трех десятков увильнувших от повседневных обязанностей мужиков, и тогда, прислушиваясь и приглядываясь, без особого труда можно было получить вполне достаточное представление о подробностях и особенностях поселковой жизни.

Остановившийся и напыливший на полпоселка лесовоз привлек всеобщее пристальное внимание.

— Что, Леха, не подфартило? — крикнул кто-то из толпы мужиков устало спрыгнувшему на землю шоферу. — Без пассажиров нынче?

— Как там городские? Воюют? — подойдя к шоферу и снисходительно протягивая руку, спросил Степка Добрецов.

В поселке Степку побаивались. Из-под густых волос, почти закрывавших низкий лоб, с сумасшедшей похмельной веселостью щурились выцветшие, почти белые глаза с черными точками судорожно вздрагивающих зрачков. Долго смотреть в эти зрачки было невозможно — становилось неуютно и жутковато. Казалось, вот-вот Степка выкинет что-нибудь неожиданное и страшное. Степка видел, что его боятся, и ему это нравилось.

Шофер нехотя пожал протянутую руку и громко сообщил: — Василий прибыл. Боковиков. У кладбища сошел. К Ивану, говорит, пойду.

На улице сразу стало необычно тихо. Даже женщины перестали переговариваться и все, как одна, повернулись к лесовозу. Кое-кто из мужиков даже приподнялся с насиженных мест.

— Не трепись! — сказал сразу расставшийся со своей нагловатой улыбкой Степка Добрецов. — Ему еще два года кантоваться.

— Пересмотр был, — вдохновенно сымпровизировал возбужденный всеобщим вниманием шофер. — Свидетели отыскались.

— Если свидетели, по новой бы суд был, — авторитетно заявил неплохо разбирающийся в законах Шубин. — А никаких таких сведений не поступало.

После этих слов Шевчук, который уже начал было осторожно уходить в сторону, чтобы побыстрее смотаться с этой вестью к тому, кто был в ней кровно заинтересован, тормознул. Не хватало еще притащить явную лажу.

— Мишка Тельминов тоже с ним, — спокойно продолжал шофер. — Справку привез, что не псих и не алкаш. Лучшие профессора обследовали.

Мужики ворохнулись, поглядев друг на друга, а Шевчук крепко пожалел, что задержался, увидев, что кое-кто уже двинулся, как говорится, «на выход». А Басинская теща так та по наглянке рванула к конторе. Чешет, не оглядывается. Толпа у магазинов на глазах редела. Тогда Шевчук, оттолкнув кого-то, побежал через дорогу на почту, надеясь на служебный телефон для предупредительного звонка пока еще ничего не подозревающему хозяину.

— А еще поп приехал. У мостков вышел.

Степка сплюнул, подумал несколько секунд и тоже куда-то побежал.

* * *

Василий сидел на корточках внутри тесной могильной оградки, низко опустив голову. Тельминов, наблюдавший за ним из-за сосны, переминался с ноги на ногу, собираясь с силами, чтобы подойти…

Внутри ограды стояли две пирамидки. Пооблезлей, со звездой и выцветшей любительской фотографией — отца, поновее, с крестом и новой цветной фотографией — брата. Иван весело улыбался. Чуть раскосые глаза его смотрели насмешливо и прямо.

Михаил все-таки решился, подошел и, кашлянув, положил сорванный по дороге букетик кипрея к пирамидке Ивана. Василий, чуть приподняв голову, посмотрел на цветы.

— Мы с Егором Рудых свое расследование провели, — глядя в сторону, сказал Тельминов.

Василий еще немного приподнял голову.

— Соображаю, за это дело меня в психи и определили. Бзднул кто-то, что концы отыщем.

— Отыскали?

— Не отыскали, а кое-чего сообразили. По кругу он шел.

— Ну?

— Спрашивается: почему? Два раза прошел. Где лежал, следы, конечно, никакие, стоптали. А дальше — нормально.

— Ну?!

— Я и говорю. Не был он пьяный. Положить на их стебаную экспертизу. Ослеп он! Поэтому по кругу шел. Шаг короткий — туда-сюда. На деревья натыкался. Пьяный так не пойдет — свалится и заснет. А он всю ночь ходил. Зимовье — вот оно, рукой достать. Хоть в драбадан будешь — видно. Значит что? Не видел! Два раза прошел — и не видал! Ослеп!

— С хрена ослеп-то?! — закричал, вскакивая, Василий.

— Отравили, — просто и тихо сказал Михаил. — Яд такой, говорят, имеется. Сперва ослепнешь, а потом — концы.