Далеко от неба

— Артист! — громко окрикнул уходящего Домнича Василий. — Предлагаю на прощание спеть другую песню.

— Ну? — остановился Домнич. — Концерт по заявкам. Какую желаете?

— Кто весел — тот смеётся,
 Кто хочет — тот добьется,
 Кто ищет — тот всегда найдет», —

и Василий показал ему ключ от сейфа.

— «По причине, не зависящей от нас…» — пробормотал заметно растерявшийся Домнич. — Один — один! — после затянувшейся паузы крикнул он, отступая чуть в сторону от своего конвоира.

— А где твой «один»? — крикнул Тельминов.

— Найдем, — шагнув за спину сопровождавшего его старшины, он заломил ему руку, вырвал пистолет, сильным толчком отправил на землю, привел похищенное оружие в боевую готовность и направил его на толпу.

— Не дури, — спокойно сказал Василий и пошел прямо на него. — Все равно промажешь. Как в прошлый раз.

— Все в прошлом, — усмехнулся посуровевший и неузнаваемо изменившийся Домнич. — Не промажу. Неудавшийся спектакль надо заканчивать как можно громче. Чтобы публика была довольна.

Выстрелив себе в грудь и сделав несколько шагов вперед, упал к ногам Василия.

Завизжала какая-то женщина, а толпу на мгновение-другое сковало какое-то оцепенение. Черт-те что происходило у всех на глазах за последние часы. Ожидали, конечно, всякого, но происходящее выбило из колеи даже самых спокойных и равнодушных. Постепенно нарастающий ропот неожиданно прервал пронзительный крик, вдруг раздавшийся со стороны церковного крыльца.

С канистрой в руках на крыльцо забрался Бондарь. Отбежав от шагнувшего было наперерез отца Андрея, он стал расплескивать из канистры бензин — сначала зачем-то на металлический и явно негорючий сейф, затем на бревенчатые стены, на входную дверь, на пол, плеснул бензином на пытавшегося помешать ему отца Андрея, на крыльцо. Остатки выплеснул на землю, выкинул канистру и достал из кармана зажигалку. И все это всячески увертываясь от отца Андрея, который дважды чуть не скинул его с крыльца. Все это время он не переставал кричать, будучи уверен, что все его слышат. Но слышно, вернее, разборчиво слышно, было немногое. Какие-то обрывки прошлых обид, вопросов, угроз, попыток что-то объяснить…

— Что, плохо жили? Все было. А теперь Мишка Тельминов ходит, командует, как жить надо. Дожили, родненькие! Молитесь теперь вот на него. Или на попа на этого молитесь…

…Церкву поставили. А на хрена она тут? Всему, что было, она поперек. С неё началось, с неё! Как поставили, так и началось… Баба ушла, дом сгорел, начальники попропали. Думаете, теперь полегчает? Ещё хужей будет. Кровушкой умоетесь. Вон, лежит уже один. И вы ляжете. Рядышком лежать будете. У меня дом сгорел, и у вас сгорит. И вы сгорите. Все сгорите. От горя бежали, да в беду попали… А с тобой, — пятясь и увертываясь от отца Андрея, — я согласен. Полностью согласен. Нельзя так жить. Разве это жизнь? На Бога, говоришь, надейся? А где он был твой Бог? Не видал ничего? Пускай теперь поглядит…

В это время разглядел в надвигающейся толпе Любашу.

— Что, Любка? Довольная? Любишь греться, как бы теперь не обжечься. От одного пожара сбежала, на другом дотла выгоришь. Одна сажа останется. Смотри, смотри! Лучше смотри!

Вырвавшись от обхватившего его отца Андрея, он все-таки успел зажечь зажигалку. В это время раздался выстрел. Выстрелила, отобравшая у Любаши ружье Аграфена Иннокентьевна. Не погаснув, зажигалка выпала из рук Бондаря и упала в лужицу бензина.

Заполыхало, казалось, все сразу — стены, крыльцо, даже металлический сейф. Загорелась одежда на подраненном Бондаре и на метнувшемся в церковь за иконой Богородицы отце Андрее…

В каждом из стоявших на поскотине и во дворе вдруг очнулся почти генетический инстинкт таежных поселенцев — пожар кинулись тушить все, кто находился рядом, мешая и помогая друг другу. Но смогли лишь затушить и оттащить от огня отца Андрея и виновника пожара, не переставая вопившего от боли. К злосчастному сейфу было не подступиться — все вокруг полыхало.

Стоявшая на небольшом взгорье и видная почти со всех концов поселка церковь пылала почти без дыма ярким ослепительным костром.

Пожарная машина подъехала, когда уже обвалился купол и тушить, собственно, было уже нечего. Только черный закопченный сейф, провалившийся сквозь дощатый настил крыльца, нещадно продолжал дымить своим накопившимся за годы содержимым.

От автора