Далеко от яблони. Родители и дети в поисках своего «я»

В беспокойном виртуальном сплочении выпускников школы Хораса Манна, которое последовало за публикацией истории Амоса Камила, автор с сочувствием писал как о жертвах насилия, так и об обвиненных, сказав о последних: «Это раненые, потерянные люди, пытающиеся понять, как функционировать в мире, который твердил им, что гомосексуальное желание – это болезнь. Школа отражает мир, в котором мы живем. Она не может быть идеальным местом. Не каждый учитель будет эмоционально уравновешенным человеком. Мы можем осудить этих учителей. Но это касается только симптома, а не первоначальной проблемы, которая заключается в том, что нетерпимое общество создает людей, ненавидящих себя и действующих неадекватно»[17]. Сексуальный контакт между преподавателями и учащимися недопустим, поскольку его неотъемлемой частью будут отношения власти-подчинения, которые затуманивают границу между принуждением и согласием. Это часто приводит к необратимой травме. Так, очевидно, и произошло в случае тех школьников, которых опросил и описал Камил. Задаваясь вопросом, как мои учителя могли сделать это, я подумал, что кто-то, чья основная сущность считается болезнью и преступлением, может бороться, чтобы разобраться в различии между этим и гораздо бóльшим преступлением. Отношение к идентичности как к болезни побуждает настоящую болезнь занять более смелую позицию.

Перед молодыми людьми часто открываются разнообразные перспективы удовлетворить сексуальное желание, особенно в Нью-Йорке. Одной из моих обязанностей было выгуливать собаку перед сном, и, когда мне исполнилось 14, я обнаружил рядом с нашим домом два гей-бара: «Дядюшка Чарли» и «Кэмп Дэвид». Я гулял с Мартой, нашим керри-блю-терьером, по маршруту, включавшему эти два вместилища облаченных в джинсовые одежды тел, наблюдая, как парни высыпают на Лексингтон-авеню, пока Марта осторожно дергала за поводок. Один человек, назвавшийся Дуайтом, последовал за мной и втащил в дверной проем. Я не мог пойти с Дуайтом или другими, потому что если бы я это сделал, то перестал бы быть собой. Я не помню, как выглядел Дуайт, но его имя вызывает у меня тоску. Когда в конце концов в 17 я занялся сексом с мужчиной, я почувствовал, что навсегда отделяю себя от нормального мира. Я пошел домой и прокипятил свою одежду, а затем целый час принимал обжигающий душ, как будто мой проступок можно было смыть.

Когда мне было 19, я прочитал объявление на обороте журнала New York, в котором предлагалась суррогатная терапия[18] для людей с сексуальными проблемами. Я все еще верил, что проблема желания мужчин была вторичной по отношению к проблеме нежелания женщин. Я понимал, что объявление на оборотной стороне журнала – не самый лучший вариант для поиска терапии, но мне было слишком неловко открыться кому-то, кто знал меня. Отдав сбережения в офис на «Адской кухне», я подписался на долгие разговоры о своих сексуальных тревогах, не в силах признаться ни себе, ни так называемому психотерапевту, что на самом деле меня просто не интересуют женщины. Я не упоминал о напряженной сексуальной жизни, которую вел в это время с мужчинами. Меня «консультировали» люди (я должен был называть их «врачами»), назначавшие мне «упражнения» с «суррогатами» – женщинами, которые в принципе не были проститутками, но по сути не были никем иным. В одном задании мне пришлось ползать голым на четвереньках, притворяясь собакой, в то время как женщина притворялась кошкой; метафора установления близости между взаимно враждебными видами более сложна, чем я тогда заметил. Мне очень понравились эти женщины, одна из которых, привлекательная блондинка с далекого юга, в конце концов сказала мне, что была некрофилом и взялась за эту работу после того, как попалась в морге. Требовалось постоянно менять девушек, чтобы наработка навыков не ограничивалась одним сексуальным партнером; я помню, как в первый раз пуэрториканка забралась на меня сверху и начала подпрыгивать вверх-вниз, восторженно крича: «Ты во мне! Ты во мне!» – и как я лежал под ней в тревоге и тоске, размышляя, добился ли я наконец успеха и стал ли полноценным гетеросексуалом.