Егор рассказал. Дворский все понял и долго смеялся над находчивостью своего хозяина и темнотой этого парня. Отсмеявшись, он не без улыбки пояснил:
– Считай, если отбросить затраты на одежду, обувь, кормление, то тебе останется в месяц не более, – он задумался, потом сказал, – пятидесяти копеек. Вот и подсчитай.
– Да я… – плечи его заходили, – не умею.
– А! – поняв свою ошибку, выдавил дворский и, серьезно глядя, сказал: – шесть лет надо работать.
– Сколь? – парень широко раскрыл глаза.
Тот на пальцах показал сколько. Егор пробежался по ним глазами.
– Да-а! – в этом неопределенном звуке можно было разобрать его глубокое разочарование, бессилие и… злобу, которая рождалась в нем.
– Что же делать-то? – вырвалось у него.
– Идти в ушкуйники! – бросил дворский и пошел прочь, улыбаясь про себя своей шутке.
Для кого – шутка, а для кого мучительный поиск: кто же они такие? Ни немцы, ни литовцы этого не знали. Один из них посоветовал узнать у кого-нибудь из молодых горожан.
До этих слов Егор жил безвылазно, кроме рабочих поездок, с утра до вечера трудясь на барском дворе. И тут ему стало ясно, что надо заводить друзей. И он больше не стал чураться молодых дворовых парней. Однажды, под вечер, он освободился пораньше. Но не пошел ни к немцам, ни к литовцам слушать нескончаемые их рассказы. Но на этот раз, пересекая двор, он увидел, как трое парней, стоя у колоды, обмывали свои кожаные обувки. Глянув на свои ноги, обутые в лапти, он решительно подошел к ним.
– Туды? – и махнул в сторону детинца.
Двое из них окинули его с головы до ног и презрительно улыбнулись, ничего не ответив. Но третий оказался добрее.
– Туды, – доброжелательным тоном ответил он и добавил: – хошь с нами?
Егор кивнул.
– Тогда пошли.
Когда вышли за ворота, тот, кто пригласил, на ходу повернулся и сказал:
– Димитрий, Димка.
– А-а! – удовлетворенно кивнул Егор, но себя не назвал.
Тот не выдержал:
– А как тя звать?
– Мня? А… Егор.
Димка протянул руку, Егор с жаром пожал. Двое других спутников никак не отреагировали.
«Горделивые», – неприязненно подумал Егор. Димка, видать, понял его и с улыбкой сказал:
– Да они хорошие. А это так, для виду.
Они подошли к берегу, там толпился народ.
– Че они ждут? – спросил Егор каким-то тревожным голосом.
– Паром, – ответил Дмитрий.
– Сколь стоит? – догадался спросить Егор.
– Да… по полушке! – небрежно ответил Димка.
– О! – воскликнул Егор. – У мня таких денег нетути! Ты вот че… – он взял Дмитрия за руку, – пошли… отойдем, – и показал на кусты, росшие на берегу Волхвы.
Парень неопределенно пожал плечами, следуя за Егором.
Когда они зашли за кусты, Егор быстро разделся и, подавая одежду, сказал:
– Принеси ее на тот берег, – а сам бухнулся в речку.
Опешивший Дмитрий глядел то на удаляющуюся спину пловца, то на его одежду.
– Однако!.. – и покачал головой, направляясь к друзьям.
Многие заметили пловца. Кто со смехом, кто со страхом: «Доплывет ли? Вода-то холодная», стали наблюдать за ним. К ним присоединялись целые толпы подходивших к берегу людей. Все ахнули, когда исчезала его голова. Кто-то заорал:
– Лодочника!
– Да вон он! – раздавался облегчающий крик.
Все так увлеклись пловцом, что забыли и про паром, где хозяин вместе со всеми наблюдал за происходящим. Когда пловец, повернувшись к ним спиной и пряча руками определенное место, побежал к кустам, все, облегченно вздохнув, ринулись к парому.
Димка, переправившись на тот берег, подбежал к Егору. Парень, постукивая от холода зубами, схватил одежду, быстро в нее облачился, и они торопливо пошли по берегу. Димка спросил:
– Назад так же? – и кивнул на реку.
– А че… – ответил Егор и поинтересовался – куды щас идем?
– Да на Софийский двор. Тама ноне кулачные бои. Ты как?
– Че «как»? – переспросил Егор.
– Ну, дерешься?
– У нас в селе все дерутся, – важно ответил Егор.
– Ну, ну.
Проходя мимо Софийского собора, Егор остановился. Задрав кверху голову и глядя на кресты, он только и произнес:
– Ох, ты!
– Че, здорово? – полюбопытствовал Димка.
– Здорово! – восхищенно ответил Егор.
– Зайдем? – Димка кивнул на приоткрытую массивную дверь.
– Зайдем! – радостно почти крикнул Егор.
Переступив порог, Егор почувствовал, как две с лишним сотни лет намоления обрушились на него.
Освещенный лампадами, свечами да лучами оседающего солнца, собор показался Егору изумительным творением. Трудно поверить, что его создали человеческие руки. Егор даже растерялся. В ногах появилась слабина, и он упал на колени. Глядя на святых, которые, как ему показалось, смотрели на него со всех сторон кто с укором, кто требовательно, а Пресвятая Богородица – с поощрительной улыбкой, он позабыл все молитвы, которым учила его мать, только и пробормотал:
– Господи, помилуй! Господи, помилуй!
И когда Егор поднял после этих слов голову, ему показалось, что теперь уже все по-другому, доброжелательно, смотрели на него.
– Господи! Не оставляй мня своей милостью, – произнес он, крестясь и поднимаясь с колен.
– Ну, как? – на ходу, когда вышли из храма, спросил Дмитрий.
– Чудеса!
– То! То! – торжествующе произнес тот.