Читаем Далёкий край полностью

Фомка попал к Новогородову не по своей воле. Родители его, бедные удские крестьяне, занимались охотой. Отец задолжал купцу, и сын пошел отрабатывать долг. Когда долг был отработан, Новогородов нанял Фомку за харчи и небольшую приплату. Фомка был неграмотный и молчаливый человек, но он все понимал, видел, запоминал, хотя и виду не показывал, что понимает и видит.

Но вот однажды, когда караван пошел с Амура обратно в хребты, Фомка исчез.

На Амгуни, в становище тунгусов, ему понравилась девушка, дочь хозяина. Она была с ним ласкова, угощала его, улыбалась ему, позвала с собой в тайгу, там показала своего любимого верхового оленя. Никогда в жизни никто не был так приветлив и ласков с Фомкой. Нежность девушки, ее забота тронули сурового удского крестьянина.

Когда осенью караван собирался в путь, Фомка ворочал тюки, которые не могли бы поднять два-три работника, он заметил, что у девушки заплаканы глаза. Фомке стало жаль ее, но все же он отправился с караваном, потому что дело, как он полагал, должно быть прежде всего.

Дня через два Фомка передумал. «Провались Новогородов со всей своей торговлей и с обманами! Хватит людей дурачить!» – решил он. И бросил купца. Вернулся к тунгусам.

Спустя два года, когда Новогородов снова пришел на Амгунь, Фомка явился к нему прода-вать меха. Купец не узнал своего бывшего работника, Фомка привык к свободе и выглядел орлом. Он стал весел, разговорчив, жил с достатком. Тунгусы уважали его, говорили, что он очень умный.

– Вот так Фомка! – удивлялись работники купца. – Наш хозяин называл его дураком, а оказывается, не Фомка, а мы дураки.

Новогородов для острастки попробовал припугнуть Фомку полицией и велел ехать домой. Фомка схватил купца за бороду и так ударил его в ухо, что Новогородов пробил головой берестяной чум.

Впоследствии Фомка уехал к югу, где было теплее, где рос виноград, липы, дубы, каких он никогда не видел в своем Удском крае.

На новом месте Фомка быстро перезнакомился с соседями. Со старым Ла однажды он ходил на охоту, когда Удога и Чумбока были еще мальчишками. Когда у гольдов не было пищи, они приходили к Фомке. У Насти, его жены, в тайге за хребтом паслось стадо оленей. Фомка забивал одного оленя и отдавал голодным соседям.

Иногда летом он мыл золото и через тунгусов переправлял его другу Афоне. А бывало, что и Афоня приезжал сам.

Когда Тун привез избитого и израненного Чумбоку, Фомка сказал:

– Живи у меня.

Через три дня Тун простился с Фомкой. Русский дал ему вяленого мяса, юколы, парус из рыбьей кожи и пять лосиных шкур. Китаец поехал вверх, надеясь к осени добраться до Сунгари.

За три дня, проведенных у Фомки, Тун увидел, что Фомка такой же труженик, как и китай-цы. Тун впервые понял русского человека. Все, что приходилось слышать Туну про русских, оказалось неправдой.

<p>ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ</p><p>ОСПА НА МАНГМУ</p>

Избенка у Фомы маленькая, бревенчатая, светлая. Вокруг росчисть – на огороде растет лук, морковь, бобы. Над крышей из колотых бревен свисают тяжелые ветви лиственных деревьев. В избе белый пол из досок, стол, скамья. У Фомы хватало терпенья вытесать доски топором.

В квадратное окно вставлено стекло. Как драгоценность хранит это стекло русский. Когда Фомка построил избу, все соседи приезжали смотреть на стекло, все удивлялись, глядя через него: «Вот как хорошо видно». Из-за этого окна и протоку прозвали Стеклянной.

Живя у русского, Чумбока стал быстро поправляться.

Однажды, когда лето было уже на исходе и Чумбока ходил в тайгу собирать виноград и сахаристые плоды лиан, на Стеклянную протоку приехали Удога и Дюбака с ребенком. Братья обнялись и поцеловались.

– Вот где наконец я нашел тебя! – воскликнул Удога, увидя брата. Ведь мы всюду тебя искали!

Чтобы быть подальше от больных оспой, Удога еще весной уехал из Онда на рыбалку, взяв мать, жену и дочку. Они жили вблизи устья маленькой горной речки, по которой никто не ездил.

Брат с женой должны были со временем приехать туда же, но долго не являлись, Удога забеспокоился, не заболел ли Чумбока оспой, и приехал в Онда. Здесь он узнал страшные новости, что Одака убита и брошена в воду, а брату помог избежать смерти китаец Тун. Удога стал всюду искать брата, и всюду куда бы он ни приезжал, свирепствовала оспа. Никто не знал, где Чумбока. Долго искал его Удога.

– Всюду оспа. В деревнях люди умирают, Онда опустела. Кто жив остался – в тайгу ушел. Шаманы говорят, что во всем ты виноват, и велят тебя найти и убить. Не показывайся никому и никуда не езди. Тебе несчастье угрожает. Слухи, распущенные шаманами, уже и в здешние деревни дошли.

– Пусть теперь меня убьют, – безразлично отвечал Чумбока, – я жить не хочу.

– Никто его не убьет, – отвечал Фома, – будем жить вместе. Пусть только попробуют подойти!

– Нет, Фомка, ты не знаешь. Люди глупые, а шаманы хитрые, говорят им, что во всем брат виновен. Оспа стала стихать – они говорят: это потому, что Одаку убили. Требуют убить Чум-боку, тогда, говорят, болезнь совсем прекратится. И уже находятся люди, которые хвастаются, что найдут Чумбоку и убьют его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза