Он
Как и все в этом доме, коридор, по которому мчался Сергей, отличался роскошью: стены, отделанные панелями из красного дерева; полы, устланные дорогим ковролином с таким длинным ворсом, что для передвижения по нему требовались какие-то особые таланты, которыми Сергей явно не обладал — дважды он едва не растянулся посреди коридора; вдоль стен тянулась вереница хрустальных светильников. И еще одна замечательная особенность бросилась ему в глаза: целый сонм телекамер зорко прощупывал каждый кубический сантиметр всего коридорного пространства.
Через несколько шагов коридор свернул вправо. В конце следующего пролета Сергей вновь увидел всю ту же спину. Он прибавил шаг, однако тот исчез прежде, чем Сергей успел догнать его.
То и дело ему попадались заплутавшие гости, выписывающие ногами замысловатые кренделя и пытающиеся боднуть стену своими убеленными сединами головами, а один генерал, подперев стену спиной, медленно сползал на пол.
Путь его, в частности, пролегал через помещение бильярдной; на зеленом сукне одного из столов сладко похрапывал толстый господин в костюме-тройке и сбившемся набок галстуке, а рядом, упершись кием в стену для поддержания шаткого равновесия, набычившись и угрюмо сопя, стоял другой — в этом втором Сергей узнал весьма важного банкира.
Еще дважды Сергей упускал из виду неуловимого незнакомца, сворачивая то в один, то в другой пролет, пока, наконец, не очутился в коридоре, который заканчивался тупиком.
Там, в дальнем конце коридора, стоял здоровенный тип в цивильном костюме и скучающе пялился на заблудившегося гостя. За официанта он явно себя выдавать не собирался. Сергей прошел еще несколько шагов, остановился и осмотрелся. Незнакомец исчез, словно сквозь землю провалился.
Упустил!
Выругав себя за свою нерасторопность, Сергей повернул было назад, но неожиданно обнаружил, что у поворота в следующий пролет — тот, откуда он только что пришел — скучает еще один здоровяк в точно таком же цивильном костюме-униформе.
Его загнали в ловушку! Они отрезали ему все пути к отступлению, и теперь, в этом безлюдном аппендиксе, запросто могут расправиться с ним. Сергей попытался оценить свои шансы на успех, если вдруг придется схватиться с этими типами, однако оценка ситуации не вселила в него оптимизм. Да, с такими качками будет не так-то легко справиться.
Охранники тем временем, все так же скучая, начали сближаться, медленно зажимая Сергея в клещи.
Независимо от ответа на этот казалось бы тривиальный вопрос, ему следовало как-то выбираться из этого положения, и чем быстрее, тем лучше. А анализом ситуации можно будет заняться и после — если, конечно, он останется в живых.
Однако выхода он не видел. Выхода просто не было.
Расстояние между ним и его противниками медленно, но верно сокращалось. Что ж, раз выбора у него нет, придется принимать вызов. Хотя махать кулаками он сейчас был совершенно не настроен.
И тут он заметил дверь — единственную в этом безлюдном аппендиксе. Из-под двери пробивалась чуть заметная полоска света.
А почему бы и нет? В конце концов, это шанс. Как знать, может быть эта дверь выведет его из тупика, в котором он оказался по собственной неосторожности.
В два шага он очутился возле двери, резко распахнул ее и шагнул вперед. И тут же за его спиной встали те два качка, отрезав тем самым путь к отступлению.
Он стоял на пороге небольшого помещения, добрую половину которого занимал обширный письменный стол. Из-за стола навстречу ему поднялся невысокого роста человек с приветливой, словно приклеенной, улыбкой на остром, как у хорька, лице.
— Наконец-то, Ростовский, — произнес незнакомец. — Долго же вы меня искали.
И еще голос… Этот голос он уже слышал, и не один раз.
Незнакомец сделал рукой едва заметный жест, и двое охранников молча удалились, не забыв плотно закрыть за собой дверь.
— Позвольте представиться, — учтиво продолжал незнакомец, сияя лучезарной улыбкой. — Свирский, Герман Людвигович. Прошу любить и жаловать.
Глава двадцать первая
Странно, но Сергей поймал себя на мысли, что был готов к такому повороту событий. То, что тот таинственный незнакомец, который то и дело вставал у него на пути, был именно Свирским, казалось ему теперь само собой разумеющимся. Откровением для него стало совсем другое.