Далекие часы

Наконец она высморкалась.

— Я так беспокоилась, Эди.

По очереди промокнув под глазами, она осмотрела платок в поисках следов туши.

— Знаю, мама.

— Просто мне кажется, я не смогу… если что-нибудь случится… если я потеряю его…

— Все в порядке, — твердо заявила я. — С ним все в порядке. Все будет хорошо.

Она заморгала, глядя на меня, будто маленький зверек в свете фар.

— Да.

Затем я выяснила номер его палаты у медсестры, и мы отправились в путь по залитым флуоресцентным светом коридорам. Уже у порога мама остановилась.

— В чем дело? — спросила я.

— Я не хочу расстраивать твоего отца, Эди.

Я промолчала, гадая, с чего ей пришло в голову, будто я планирую его расстраивать.

— Он будет в ужасе, если узнает, что ты спишь на диване. Тебе же известно, как он переживает из-за твоей осанки.

— Это ненадолго. — Я посмотрела на дверь. — Серьезно, мама, скоро я что-нибудь придумаю. Я слежу за объявлениями о сдаче квартир, но пока нет ничего подходящего…

— Чепуха. — Она оправила юбку, глубоко вдохнула и, отводя глаза, добавила: — Вполне подходящая кровать есть у тебя дома.

Джиггети-джиг, и снова домой

Так и вышло, что в возрасте тридцати лет я стала одинокой женщиной, живущей с родителями в доме, в котором выросла. В своей собственной детской спальне, в своей собственной пятифутовой кровати, под окном с видом на «Похоронное бюро Зингера и сыновей». Жизнь, кажется, налаживалась: я обожаю Герберта, и мне нравилось проводить время с милой старушкой Джесс, но упаси меня боже когда-нибудь еще делить с ней диван.

Сам переезд получился относительно безболезненным; я мало что забрала с собой. «Это временное решение, — объясняла я всем, кто готов был слушать, — так что намного разумнее оставить коробки у Герберта». Я взяла всего один чемодан и вернулась домой, чтобы обнаружить: со времени моего отъезда десять лет назад мало что изменилось.

Родительский дом в Барнсе был построен в шестидесятых и куплен совсем новым, когда мама носила меня. Самое поразительное, что это редкий дом, где отсутствует беспорядок. Серьезно, никакого беспорядка. В хозяйстве Берчиллов во всем есть система: корзины для раздельного сбора белья, кухонные полотенца разных цветов для разных целей; рядом с телефоном — блокнот и ручка, которая никогда не теряется, никаких валяющихся конвертов с каракулями, адресами и недописанными именами людей, о звонках которых забыли. Все так и блестит. Наверное, отчасти поэтому я в детстве подозревала, что меня удочерили.

Даже папина уборка на чердаке произвела весьма умеренный беспорядок: около двух дюжин коробок со списками содержимого, приклеенными скотчем к крышкам, и тридцатилетний запас электронных приборов, сменявших друг друга, все в оригинальных упаковках. Однако они не могли оставаться в прихожей навечно; и поскольку папа еще не оправился от болезни, а я была свободна в выходные как ветер, вполне естественно, что я взяла этот труд на себя. Я работала как заведенная и позволила себе отвлечься только раз, когда наткнулась на коробку с надписью «вещи Эди» и не устояла перед желанием ее открыть. Внутри лежало множество забытых предметов: бусы из макарон с облупившейся краской, фарфоровая шкатулка с феями на боку и, в самой глубине, среди всякой всячины и книг — я ахнула — мой незаконно приобретенный, горячо обожаемый пропавший экземпляр «Слякотника».

Я взяла в свои взрослые ладони эту маленькую, ветхую от времени книжицу, и меня окатило мерцающей волной воспоминаний; образ моего десятилетнего двойника, удобно устроившегося на диване в гостиной, был таким ярким, что мне захотелось сквозь годы протянуть руку и пустить рябь по его поверхности. Я грелась в лучах приятно неподвижного солнечного света, падающего сквозь оконные стекла, и дышала теплым уютным запахом бумажных платков, ячменного отвара с лимоном и доброй порции родительской жалости. Затем я увидела маму, она вошла в дом в пальто с полным пакетом продуктов. Она что-то выудила из сумки и протянула мне — книгу, которая изменит мой мир. Роман, написанный тем самым джентльменом, у которого она жила во время эвакуации во Вторую мировую войну…

Раймонд Блайт; я задумчиво потерла большим пальцем рельефные буквы на обложке. «Возможно, это тебя подбодрит, — сказала мама. — Пожалуй, это книга для ребят постарше, но ты умная девочка и справишься, если постараешься». Всю жизнь я была благодарна библиотекарше мисс Перри за то, что она наставила меня на путь истинный, но когда я сидела на деревянном полу чердака со «Слякотником» в руках, в тонком лучике света забрезжила новая мысль. Что, если все это время я ошибалась; что, если мисс Перри лишь отыскала и выдала книгу и это моя мать догадалась дать мне идеальную книгу в идеальное время? Осмелюсь ли я спросить?