Далекие часы

Дорогой мой, чудесный дневник! Я берегла тебя столько времени — уже целый год и даже немножко больше, — потому что тебя подарил мне мистер Кэвилл после экзаменов. Он сказал, что я должна использовать тебя для чего-то особенного, что слова вечны и когда-нибудь у меня появится история, достойная твоих страниц. В то время я не поверила ему, ведь со мной никогда не случалось ничего особенного… не правда ли, звучит ужасно печально? Наверное, но я не собиралась жаловаться; просто так и есть: со мной никогда не случалось ничего особенного, и я не думала, что когда-нибудь случится. Но я ошибалась. Тотально, бесконечно, волшебно ошибалась. Нечто случилось, и мир никогда не станет прежним.

Пожалуй, для начала я должна отметить, что пишу это в замке. Настоящем замке, сложенном из камня, с башней и множеством винтовых лестниц, с огромными подсвечниками на каждой стене, с восковыми потеками почерневшего воска, многими десятилетиями стекающего с их оснований. Возможно, ты решишь, что жизнь в замке и есть то самое «волшебство» и эгоистично ожидать чего-то большего, тем не менее это не все.

Я сижу на подоконнике на чердаке, в самом прекрасном месте во всем замке. Это комната Юнипер. «Кто такая Юнипер?» — спросил бы ты, если бы мог. Юнипер — самый невероятный человек на свете. Она моя лучшая подруга, а я — ее. Именно Юнипер убедила меня наконец начать тебя вести. Она заявила, что устала смотреть, как я ношусь с тобой, словно курица с яйцом, и настала пора дерзнуть и запятнать твои прекрасные страницы.

Она говорит, что истории — повсюду, и люди, которые ждут прихода той самой истории, прежде чем коснуться пером бумаги, остаются с пустыми страницами. Очевидно, весь смысл сочинительства — переносить образы, и мысли на бумагу. Плести, как плетет паутину паук, но только из фраз. Юнипер дала мне эту перьевую ручку. Подозреваю, что она взяла ее в башне, и немного боюсь, что ее отец решит отправиться на поиски вора, но все равно ее использую. Это просто потрясающая ручка. По-моему, нет ничего странного в любви к ручке, а ты как считаешь?

Юнипер предложила мне писать о своей жизни. Она вечно просит у меня историй о маме и папе, Эде и Рите и нашей соседке миссис Пол. Она очень громко смеется, словно бутылка, которую сначала потрясли, а потом открыли, пузырьки разлетаются во все стороны; немного тревожно, но очень мило. Ее смех совсем не такой, как можно было бы ожидать. Она очень плавная и грациозная, а смех у нее хриплый, как земля. Я люблю не только ее смех; она замечательно хмурится, когда я пересказываю слова Риты, хмурится и фыркает в нужных местах.

Она говорит, что мне повезло, — можешь в это поверить? Такая, как она, говорит это мне! По ее мнению, мне повезло, что я училась в реальном мире. А ей пришлось все узнавать из книг. По мне, так это просто чудесно; видимо, я не права. Удивительно, но в последний раз она была в Лондоне совсем крошкой! Она со всей семьей поехала на премьеру пьесы по книге, которую написал ее отец, «Подлинной истории Слякотника». Когда Юнипер упомянула при мне эту книгу, она произнесла ее название, как будто я прекрасно его знала, и я ужасно смутилась, поскольку впервые его слышала. Будь прокляты мои родители за то, что держали меня в неведении о подобных вещах! Я видела, что Юнипер поражена, но она постаралась меня утешить. Она кивнула, как бы одобрительно, и заключила, что это, несомненно, только потому, что я была слишком занята в своем реальном мире с реальными людьми. А затем ее лицо стало грустным, задумчивым и немного озадаченным, как будто она пыталась решить сложную проблему. Наверное, именно это выражение мать не выносит на моем лице, когда тычет в меня пальцем и велит не ходить мрачной как туча и заняться делом.

О, но мне так нравятся тучи! Они намного сложнее, чем ясное небо. Если бы они были людьми, именно с ними я постаралась бы познакомиться поближе. Намного интереснее гадать, что скрывается за слоями облаков, чем вечно любоваться простой, чистой, кроткой синевой.

Сегодняшнее небо плотно затянуто тучами. Когда я смотрю в окно, мне кажется, что кто-то расстелил над замком огромное серое одеяло. И земля покрыта инеем. Окно чердака выходит на особенное место, одно из любимых мест Юнипер. Это квадратный участок земли, окруженный изгородью, с маленькими могильными плитами, которые торчат из зарослей ежевики под самыми странными углами, словно прогнившие зубы в старом рту.

Клементина Блайт

1 год

О, жестокая утрата

Спи, моя девочка, спи

Сайрес Блайт-старший

3 года

Безвременно скончался

Эмерсон Блайт

10 лет

С любовью

Когда я впервые попала туда, то решила, что это детское кладбище, но Юнипер объяснила, что это домашние животные. Все до единого. Блайты очень заботились о своих животных, особенно Юнипер, которая плакала, вспоминая о своем первом псе, Эмерсоне.

Бррр… Здесь ужасно холодно! Мне досталось множество вязаных носков с тех пор, как я приехала в Майлдерхерст. Саффи замечательно вяжет, но плохо считает, и в результате треть носков, которые она вяжет для солдат, такие тесные, что едва налезут на большой палец ноги крепкого мужчины, зато на мои тощие лодыжки — в самый раз. Я надела целых три пары и еще три непарных носка натянула на правую руку, так что голой осталась только левая, чтобы держать ручку. Что объясняет мой корявый почерк. Прости, дорогой дневник. Твои прекрасные страницы заслуживают лучшего.

Итак, я сижу одна на чердаке, пока Юнипер читает курам вслух. Саффи уверена, что это помогает им лучше нестись; Юнипер, которая любит всех животных, уверяет, что куры на редкость умные и благостные создания; и яйца я, конечно, очень люблю. Так что вот. Все мы счастливы. И я собираюсь начать сначала и писать как можно быстрее. Как минимум это поможет мне не отморозить пальцы…