Даль

Но возможен и другой взгляд: как Даль фризовому сюртуку, Языков слагал оды домашнему халату; для Языкова халат (как для Даля сюртук с потертыми локтями) — символ студенческой «вольности», противоположность «тесной ливрее». Языков славит студенческую жизнь, охраняемую, поелику возможно, от казенного уклада:

Мы вольно, весело живем,
Указов царских не читаем…

Не это ли — свободу от жизни «в строю» — имел Даль в виду, говоря о «политических прениях»?..

О поведении в Дерпте молодых русских ученых специально приставленный человек регулярно доносил петербургскому начальству; за студентами приглядывали у себя в учебном округе; понятие «нравственные свойства» разъяснялось: «религиозные чувства и преданность престолу» (Даль в словаре своем толковал: нравственный — «согласный с совестью, с законами правды, с достоинством человека, с долгом честного и чистого сердцем человека»).

И все-таки Далю повезло с Дерптом.

Это опять про лицо и характер города, университета, про лицо и характер, которые могут меняться с обстоятельствами. После незабвенного 14 декабря Дерптский университет всех дольше не попадал в число «крамольных», взгляд владыки не достигал мирной Лифляндии; «Афины на Эмбахе» — такое прозвище кое-чего стоило!..

Не оттого ли годы спустя Даль в вицмундире, в «тесной ливрее», будет вспоминать восторженно: «Нет! Ничто в мире не может заменить эти три года, протекшие в безмерном и бескорыстном рвении усвоить себе науку», время «стремления к познанию высоких и полезных истин», «время восторга, золотой век нашей жизни».

У БЛАГОСКЛОННОГО ПОРОГА

1

Даль, видимо, не случайно избрал Дерпт местом «познания высоких истин».

Двумя годами раньше, едва закончился военный суд над мичманом Далем, матушка его снялась с насиженного места и с младшими сыновьями Львом и Павлом перебралась из Николаева именно в Дерпт (Даль писал ей туда из Кронштадта; адрес: «Дерпт, 2-37»). Вскоре брат Лев (любимый Далев брат) вступил в армию, полк его расквартирован был в шестидесяти верстах от Дерпта — в Верро; мать поселилась со Львом. Даль, рассказывают, любил «дальние прогулки» — проходил пешком эти шестьдесят верст туда и обратно.

Студент Даль устроился в каморке на чердаке («в вышке» это называлось). Языков тоже ютился под крышею, но у Языкова за плечами симбирское родовое имение, его тесное «поднебесье» (точнее — «подкрышье»), как и старый халат, — «знак» студенчества. Потертые локти Далева сюртука, «вышка», которую он выбрал для жилья, не от прихоти.

«Печь стояла посреди комнаты у проходившей тут из нижнего жилья трубы. Кровать моя была в углу, насупротив двух небольших окон, а у печки стоял полный остов человеческий — так, что даже и в темную ночь я мог видеть с постели очерк этого остова, особенно против окна, на котором не было ни ставен, ни занавески». И вот однажды (право, забавный случай стоит того, чтобы о нем рассказать) «во время жестокой осенней бури» Даль, проснувшись ночью, услышал, что в комнате стучит что-то мерно и ровно, будто маятник. А «дождь и ветер хлещут в окна, и вся кровля трещит», и ветер «завывает по-волчьи», и «темь такая, что окна едва только отличаются от глухой стены»; но вот стучит, и Даль встал с постели и пошел на стук, и остановился в недоумении «носом к носу с костяком». И точно — «маятник явным образом ходит в скелете». Даль «ближе, ближе (а ведь многие бы на его-то месте — дальше, дальше, но Даль любопытен, нет — любознателен, он — ближе), «чтобы рассмотреть впотьмах такое диво» (!), — и тут «остов мой, с кем я давно уже жил в такой тесной дружбе, внезапно плюнул мне в лицо». Удивленный Даль принялся шарить в темноте, оглаживать скелет руками — он хотел понять явление; и вот «погладил череп по лысине» — «вздохнул и улыбнулся, все объяснилось. В кровле и потолке, подле трубы или печи, сделалась небольшая течь, капля по капле, на лысую, костяную, пустую и звонкую голову моего немого товарища!» В смешных положениях полнее порой раскрывается натура человека: Даль и в смешном положении весел, а не смешон; умен, а не глуп!

2

Но дом Даля в Дерпте не только «вышка» чердачная, и не матушкина квартира в недалеком Верро, и даже не «Дом» — Домберг с университетскими клиниками. Спустимся по шатким ступеням из утлой чердачной каморки, спустимся с зеленого Домберга в город, придем в дом профессора Мойера, просто в дом — в жилище, в квартиру — в семью.

Были преподаватели — длинный список имен, сохранившихся на титульных листах старинных книг, а большей частью в табелях, донесениях и ведомостях, но был наставник — по-Далеву, «учитель», «воспитатель», «руководитель», — имя его живет в жизнеописаниях замечательных его учеников, воспитанников; был наставник — профессор хирургии Иван Филиппович Мойер.