в крохотное фото внутри золотого сердечка. Думала обо всем том, что произошло за эти несколько дней на
Тарханкуте. Но горя не чувствовала. Хотелось грустить и плакать, удивляться всем этим перипетиям последних
дней бабьего лета — последних ясных дней перед надвигавшимися темными тучами холодной и одинокой осени.
Может, зря все это? Она боялась, знала, чувствовала, что не выйдет ничего путного. Зачем? Ощутить смутно
желаемое, душевное и родное? Сильное и человечное? И чтобы все закончилось так бесчеловечно! Чтобы найти,
открыть — и с болью потерять?
Все-таки осталось кое что. И грот Посейдона. И Атлеш. И ночь на Джангуле. Она знала, что приедет сюда снова.
И пойдет на погружение. Так, как пел он в своем блюзе. А потом зажжет костер на высоком скалистом обрыве. Огонь
их племени, как торжество наземной стихии. И будет ждать своего любимого, не вернувшегося из моря. Ждать и
надеяться, уповая на звезды, одарившие ее всем этим. Отнюдь не вопреки… Ведь по дороге в вечность надежда
уходит последней…
Пошел дождь, мелкий, затяжной и холодный. Она всхлипывала в такт дворникам своей «Таври», скребущим
жалобно по ветровому стеклу. Сердце сжалось в груди, и она почувствовала, что не одна. Что кто-то есть у нее
внутри. Потом вдруг испугалась — ведь это могло быть Колюнино злое семя! Но тут же отбросила от себя
сомнения. Гоша, только он, новая жизнь, зачатая их любовью! И никого другого!
И мир показался совсем не таким безнадежным, глухим и суровым. Она улыбнулась сквозь слезы. Чему-то
доброму, родному, вечному. И потрясному …
Крым. Неаполис — Караджа. Сентябрь — ноябрь 2005 г.