— Профессор, — негромко напомнил Игорь, едва сдерживаясь.
— Я же сказал: не ищите, — Юрий Владимирович вновь затянулся — с удовольствием, смакуя. — Большего не услышите. Это наши дела, он знал на что идёт… Кстати, действие фенитона сейчас закончится. Можете меня убить — пока я здесь. Можете спросить. Если по делу — отвечу.
Хорст тяжело вздохнул. Не дал ему Алёша сказать, опередил.
— Переворота 26-го не было. Это лишь обманка, ложный слух. «Волки, волки!» Когда?
Юрий Владимирович усмехнулся, поглядел в тёплое весеннее небо.
— Войны следует начинать в воскресенье, в четыре часа утра. Хоронить — на третий день…
— А вас, Юрий Владимирович, на планете Мирца заждались, в живых даже не числят. Оплакивают! Что же вы друзей забыли?
— Не забыл. Но, знаете, трудно общаться с идеалистами.
Дорожка 18 — «Я умираю от любви»
Авторы музыки и слов неизвестны.
Исполняет ансамбль «Orera». Запись 1961 г.
(2`08).
Фуражку надевать? Не надевать? Надо бы, по форме полагается, но противно до икоты. Увидел бы Алёше ещё вчера: мундир синий, ментовский, брюки синие, ремень, погоны с четырьмя звёздочками…
— Держите, Алексей!
Фуражка…. Делать нечего, придётся оскоромиться. Как поётся у классика: «Теперь я турок, не казак…»
— Покажитесь!
Суров капитан Сергей Кононенко, командир «каштанной» роты, ничего не упускает. Оглядел прищуренным взглядом, подумал немного, наконец, кивнул.
— Годится. Только… Алексей, может, мы сами? Вы, извините… То есть, я за вас отвечаю.
«Извините…» Не иначе, хотел «демократом» обозвать, как когда-то у дома Старинова. Хотел — не решился. Не демократа паршивого снаряжает — связного самого товарища Севера. Поручили капитану важное задание, доверием почтили, вот и волнуется.
— Вы просили напомнить время. Ноль три — ноль пять.
— Спасибо!
Алёша открыл дверцу ментовского «уазика», взял с сиденья портфель, на землю поставил.
Фуражка! Великовата дрянь, на уши сползает…
Пора?
Поднял портфель, встряхнул на всякий случай. Не гремит? А чему там греметь? Пора! Нет, сначала перчатки надеть — резиновые, с Благовещенского рынка… Теперь порядок!
— Постойте!
Хлопнул себя по лбу бдительный капитан Кононенко, высунулся из машины. Все осмотрел, все проверил, а слона и не приметил.
— Алексей, вы же без оружия! Кобура пустая. Вот, возьмите мой!..
Товарищ Север изумился такому повороту, взглянул недоуменно. Какое оружие? Зачем оружие? Он и стрелять толком не умеет!
— Спасибо, товарищ капитан. У меня есть.
Солгал? Ну, солгал. Надо же заботливого «каштана» успокоить! Если же подумать, не совсем солгал. Оружия у товарища Севера нет, зато целый портфель под рукой. Тяжёлый, руку оттягивает! Что в портфеле? Кисть малярная, шпатель — и ещё что-то тяжёлое, завёрнутое в тряпку.
А что такого? Товарищ работник милиции затеял ремонт, запрещено разве? Потому и одёжка старая в портфеле, связана в узел комком неровным. Идёт человек со державной службы, о завтрашнем воскресном дне, думает. Поспит, отдохнёт, ремонтом займётся.
Не завтрашнем дне — уже сегодняшнем. Быстро ночь прошла!
— Пора! Да, товарищ капитан, ещё одна просьба. Включите радио. Если что…
— Так точно. Если что.
Повернулся товарищ Север, портфелем тряхнул. Ударило в спину: «Владимирский централь, этапом из Твери…» Радио «Шансон», само собой! Что ещё в патрульной машине слушать?
Пошёл…
Трамвайные пути позади, тополя с клейкой свежей листве, еле заметные серые громады — корпуса общежитий. Киоск, где шоколадки «Свитязь» продают. Знакомые места, не только ночью, с завязанными глазами идти можно.