Полинка засмеялась. Её смех примирил Гену с Иркиной грубостью.
– Ой, что это у вас? – воскликнул он, указывая на крабов. Воскликнул совсем по–детски, губы с трещинками расползлись в улыбке.
– Крабы! – важно ответила Оля Клюева и сделала вид, будто совсем крабов не боится.
– Ребя! – крикнул Гена в сторону мальчика с гитарой. – Тут крабы!
«Ребя» завозились на песке, встали, подошли вразвалочку. Все сплошь с томными взглядами. Один Гена улыбался доверчиво, встряхивая вороным чубом. Он и начал всех представлять.
– Это Тёма, это Пузатый, а это Дыня!
– А что у Дыни с лицом? – поинтересовалась Ирка.
– Упал об скамейку, – ответил Дыня нехотя.
– Смотри–ка, – Ирка усмехнулась краем губ. – Все вдруг попадали на скамейки…
Гена крутил головой, как ворона.
У Лидии болела голова. Она лежала на кровати и тупо глядела в потолок. Потом решила разобрать документы на детей. Взяла папку, в ней были аккуратно сложены паспорта, свидетельства о рождении и деньги. «Крюкова Ирина Александровна…» Лидия вспомнила: вчера приходила, попросила выдать сто рублей. Потом сидела на кровати, вывернув шею. Лидия хотела спросить, в чём дело, но постеснялась. Неловко лезть.
«Митников Игнат Сергеевич…». Лидия не сомневалась: это он, Митников, размалевал стену. Комендантша задохнулась от злости. Белые буквы на тёмно–синем фоне бросались в глаза всем идущим с пляжа. К тому же комендантша знала английский.
Лидия потянулась за минеральной водой. Папка покосилась и документы съехали на пол с лёгким шорохом. «Чёрт…». Наклонилась, подобрала.
«Сеткин Валерий Юрьевич…». Лидия хотела было закрыть свидетельство, но внезапно остановилась. В глаза бросилось: «отец – Сеткин Юрий Фаддеевич». Что–то зашевелилось в мозгу, как червячок пролезала догадка. Неожиданная, неприятная… Юрий Фаддеевич. Отчество редкое, запоминающееся… И тут как рукой по лбу: Юрий Фаддеевич Сеткин – зам. директора завода… Того самого завода, который выделил льготные путёвки и Митникову, и Еремееву, и Крюковой… Значит, и своё чадо Юрий Фаддеевич отправил в лагерь греться на солнышке и кушать фрукты, хотя запросто мог бы и в Швейцарию… А тут по недосмотру Лидии сын, вместо того, чтобы беззаботно отдыхать, подвергается систематическим избиениям. Лидия похолодела. Закрыла свидетельство, легла на кровать. «Господи, господи…»
– Манда! – весело, как злобный карлик, корчился Коля Ёжиков…
Валерочка теперь чаще всего выходил в город из лагеря и ходил по узким тихим улицам, заросшим виноградом и грецким орехом. Днём народу почти не было, только изредка попадались мальчишки в мокрых трусах и девчонки с сумками. Из сумок торчал лук. Валерочка ходил, засунув руки в карманы шортов. Рассматривал «крутые» дома, похожие на замки. Заглядывал в игровые салоны. Там громоздились старые телевизоры «Рекорд» и лежали обшарпанные пластмассовые Sony Playstation.
Валерочка свернул в заросший каштанами переулок с кривыми поребриками. Шёл, пиная колючие шарики. Ветер задувал под майку. «Суки… – спокойно думал Валерочка. – «fuck da Сеткин…“ Уро–оды…». Он поднял глаза.
Навстречу шли двое парней. Старший и младший. Старший – в футболке с обрезанными рукавами, со стриженной наголо головой – вертел в руках цепь. Младший – примерно одного с Валерочкой возраста – тоже стриженный, шёл, засунув кулаки в защитного цвета шорты. Валерочка сбился, вглядываясь в лица того и другого, потом отвёл взгляд, потому что старший глянул на него из–под густых бровей. «Дзинь–дзинь…» – позвякивала цепь. Валерочка прошёл мимо, потом остановился. Развернулся всем корпусом.
Те двое стояли и смотрели на него…
Полинка влюбилась. Она так и говорила:
– Я влюбилась.
И уточняла весело:
– В крокодила!
– Ну и дура! – на той же ноте вставляла Ирка.
Все хохотали. Олеся сидела на полу по–турецки и пила из пластикового стаканчика кагор. Они пили кагор маленькими глотками, весь день с утра до ночи. Ходили с синими зубами. Смеялись. Ирка пела «Don’t speak, I know just what you’re saying!…» и ещё «Я блю–у–ую…» на мотив «Only you». До трёх ночи. И все ржали в темноте, а соседи долбились в стену. Это было ещё смешнее. Поэтому порождало новый взрыв хохота. И так бесконечно.
Вставали в полвосьмого и как дохлые страусы шли завтракать. Потом отсыпались до обеда, обедали и шли купаться – загорать. До ужина. После ужина брали Пузатого, Гену, Тёму и Дыню и шли в город пить пиво. С этими мальчиками было легко. Никто под юбки не лез. Шли и разговаривали обо всём на свете. И даже Оля Клюева нашла себе пару – худого волосатого Тёму в майке «Metallica»…
А в один из вечеров никуда не пошли. Сидели у девчонок в комнате, ели арбуз. Сок лился на пол, семечки плавали в нём, как чёрные тараканы с поджатыми ножками. Ирка хрипло тянула:
– Я блю–у–ю… Каждый день по чуть–чуть блюю… Ла–ла–лай–ла–лай…