Дай мне руку, тьма

Энджи подалась вперед. Ее сцепленные на коленях руки, прижавшееся ко мне тело, густые волосы, почти закрывшие ее лицо — все это придавало ей вид заговорщицы, посвященной в тайны, которые она никому не раскроет.

— Если кто-нибудь доберется до нас…

— Этого не случится.

Она прижалась своим лбом к моему.

— Да, разумеется.

Дом заскрипел, войдя на какую-то долю сантиметра в землю.

— Если он придет, мы его встретим.

Она рассмеялась каким-то влажным, удушливым смехом.

— Мы с тобой, что называется, в пролете, Патрик. Ты знаешь это, я знаю, и он, наверное, тоже знает. Уже столько дней мы не в состоянии ни есть, ни спать как все люди. Он сломил нас эмоционально и психологически, мы ни о чем другом не в состоянии даже думать, — ее влажные руки легли на мои щеки. — Если он захочет, он нас уничтожит.

Я ощутил дрожь, исходящую от ее рук, будто их пронзил внезапный электрический разряд. А сквозь ее футболку пробивался пульсирующий жар, жар крови и неги молодого тела, и я понимал, что она права.

Если он захочет, то уничтожит нас.

И эта мысль была так дьявольски отвратительна, так осквернена сознанием, что мы, вернее, каждый из нас, — совершеннейшее ничто, а точнее, груда органов, вен, мышц и клапанов, которые находятся в подвешенном состоянии среди потоков крови внутри бренной, бесполезной внешней оболочки. И вот, по взмаху хлыста, может явиться Эвандро и спокойно прихлопнуть нас, причем сделает это так же легко, как мы выключаем свет, после чего эта самая груда органов перестанет функционировать, белый свет для нас померкнет и наступит вечная тьма.

— Помнишь, о чем мы говорили? — спросил я. — Если нам придется умереть, мы заберем его с собой.

— Что? — сказала она. — Что, черт побери, Патрик? Я не хочу брать Эвандро с собой. Я просто-напросто не хочу умирать. Хочу, чтобы он оставил меня в покое.

— Ш-ш-ш, — мягко сказал я. — Все в порядке. Успокойся.

Она грустно улыбнулась.

— Прости, это потому, что вокруг глухая ночь, и мне не было так страшно никогда в жизни, и я не в состоянии изображать из себя эдакого крутого парня. Наши, кстати, в последнее время чувствуют себя ненамного лучше.

Глаза ее увлажнились, то же случилось и с ладонями, прижатыми к моим щекам, а теперь вновь сползающими на ее колени.

Я нежно сжал запястья ее рук, и она вновь подалась вперед. Ее правая рука погрузилась в мои волосы, отбрасывая их со лба, она прижалась ко мне всем телом, при этом ее бедра умостились между моими, а ее левая нога коснулась моей правой, когда она сбрасывала простыню к концу кровати.

Прядь ее волос щекотала мой левый глаз, но мы оба застыли, почти касаясь лицами друг друга. Страх был повсюду: в ее дыхании, в наших волосах, на нашей коже.

Ее темные глаза уставились на меня со смешанным чувством любопытства, решимости и тени прошлых обид, о которых мы никогда не говорили. Ее пальцы погрузились в мои волосы еще глубже, а бедро уткнулось в мое собственное.

— Мы не должны этого делать, — сказала она.

— Нет, — ответил я.

— Как насчет Грейс? — прошептала она.

Вопрос ненадолго повис в воздухе, у меня не было ответа.

— А как насчет Фила? — спросил я.

— Пройденный этап, — сказала она.

— Но есть веские причины, по которым мы не занимались этим уже семнадцать лет, — сказал я.

— Знаю. Стараюсь не забывать о них.

Подняв руку, я запустил ее в волосы Энджи над левым виском, она же впилась зубами в мое запястье, изогнула спину и надавила на меня бедром еще сильнее.

— Рене, — сказала она, вцепившись в волосы у моего виска с внезапной злостью.

— Рене ушла. — Я грубо схватил ее за волосы.

— Ты так уверен?

— Когда-нибудь слышала, чтобы я говорил о ней? — Я вытянул левую ногу вдоль ее правой и прижал ее лодыжкой.

— Это подозрительно, — сказала она. Ее левая рука соскользнула с моей груди и больно ущипнула меня за бедро, туда, где обнаженная кожа встречается с резинкой трусов. — Странно, что ты никогда не говоришь о женщине, на которой был женат. — Пальцами она подцепила резинку на моем бедре.

— Эндж…

— Не произноси мое имя.

— Что?

— По крайней мере, когда мы говорим о тебе и моей сестре.

Вот так всегда. Прошло целых десять лет с тех пор, как мы начали эту дискуссию, и вот теперь она вновь на повестке дня со всеми своими грязными подробностями.

Энджи откинулась назад, и теперь сидела у меня на бедрах, а мои руки спустились на ее талию.

— Я свое заплатил, — сказал я.

Она покачала головой.

— Нет.

— Да.

Она пожала плечами.

— Меня, кстати, это не очень волнует. По крайней мере, в данный момент.

— Эндж…

Она приставила палец к моим губам, затем снова откинулась назад и стянула с себя майку. Отбросив ее на край кровати, она схватила мои руки и положила себе на грудь.

Она опустила голову, и ее волосы упали мне на руки.

— Я скучала по тебе семнадцать лет, — пробормотана она.

— Я тоже, — хрипло проговорил я.

— Хорошо, — прошептала она.

Ее волосы вновь упали мне на лицо, губы парили над моими, колени, сжимая мне бедра, сдвигали мои трусы вниз. Ее тонкий язык пощекотал мою верхнюю губу.

— Хорошо, — снова повторила она.