Дай лапу, дружище!

— Посмотрите, что он со мной сделал? — спортсмен закатал рукав синей блузы и, оголив мускулистую руку, показал небольшую ссадину, которая даже не кровоточила.

— Пустяк, — успокоил я его.

Но мои слова оказали на пострадавшего совсем обратное действие, он побагровел от возмущения и потребовал, чтобы я немедленно доставил собаку в ветлечебницу, где бы проверили ее на заболеваемость.

— До свиданья, — холодно сказал я и, потеснив грудью стоявшего на пороге спортсмена, попытался закрыть дверь.

— Я требую… — спортсмен с той стороны не давал закрыть дверь. — Иначе я заявлю в милицию! У вас есть телефон?

— Можете позвонить из уличного автомата, — сказал я и захлопнул перед его носом дверь.

Варден сочувственно посмотрел на меня, дескать, вот зануда! Надо было его еще разок цапнуть…

Не прошло и пяти минут, как раздался звонок и ко мне пожаловали сразу трое работников милиции…

Оказалось, мой пес укусил начальника пожарной охраны в звании майора.

Пришлось мне давать объяснения, подписывать протокол, потом везти Вардена в ветлечебницу на Вторую Советскую, в общем выехал я из города лишь во второй половине дня. А путь мне предстоял неблизкий.

Справедливости ради я должен сказать, что брандмайор оказался очень приятным человеком, жили мы с ним в одном доме, только подъезды у нас разные. Он никак не ожидал, что я живу здесь, потому что всех собак знал, а Вардена увидел впервые. Впоследствии мы даже подружились, он интересовался дальнейшей судьбой своего «крестника», как он назвал Вардена. Дело в том, что черный терьер — первая собака, которая его укусила. Егор Васильевич, так звали моего нового знакомого, сам когда-то был собаководом на границе.

Собак любил, и, как ему казалось, они его тоже любили. И вдруг такое… Было, так сказать, сильно уязвлено его профессиональное самолюбие.

В дороге Варден вел себя вполне прилично: он с удобствами развалился позади меня, выспавшись, поднялся во весь свой гигантский рост, сразу загородив заднее окно машины, ткнулся мне в шею холодным носом, дескать, останавливай, надо бы прогуляться…

На свою беду я выбрал красивое местечко с небольшим водоемом. Тогда я еще не знал, что Варден любит купаться. Едва я открыл заднюю дверь, как пес устремился к водоему, недолго думая, бултыхнулся туда и заплавал, пофыркивая от удовольствия, а я с ужасом думал: как мы поедем дальше? Мало того, что измажет все мои вещи и одежду, так еще всю дорогу будет от него нести псиной. Вон какая у него густая, буйная шерсть! Действительно, когда он выбрался на берег, с него потекли потоки мутной с прожилками нефти воды, однако пес был доволен. В довершение всего он плюхнулся на грязную, в пятнах отработанного масла землю и стал кататься по ней, выбрасывая вверх все четыре длинные лапы. Надо было видеть его, когда он подошел к машине, давая понять, что он сделал все свои дела и готов снова занять свое плацкартное место. Пока я раздумывал, что делать, он пригнулся и с маху запрыгнул в машину, из чего я заключил, что ему не чужды такие прогулки.

Раз или два за дорогу Варден скупо выразил мне свои дружеские чувства: поднявшись черной мохнатой горой за спиной, он положил на мое плечо голову и небрежно лизнул в ухо, как бы давая понять, что признал меня. В отличие от других собак, он никогда бурно не проявлял своих чувств: не прыгал на плечи, не визжал, никогда не лаял без толку, не юлил. Подойдет, ткнется широким носом в руку или живот и все. Отдал дань уважения, достаточно. Лишних сантиментов не любил и со стороны людей. Когда мои знакомые начинали ласкать его и называть всякими ласковыми именами, он вздыхал и отходил в сторону, как бы удивляясь человеческой невоздержанности. Впрочем, далеко не каждый решался его погладить, даже когда он в хорошем настроении.

В машине Варден вел себя вполне пристойно, разумеется пахло и псиной, и отряхивался он на меня несколько раз, и во сне сильно бил лапами по сиденью так, что я подпрыгивал. Иногда вставал и, дыша мне в затылок, смотрел в ветровое окно, но не лаял даже на собак, хотя подолгу провожал их задумчивым взглядом.