Дагестанское Досье

Между десятью и одиннадцатью часами вечера вдруг стали часто бить самоходки. Под маскировочной сетью КП в тесноте сгрудились штабные офицеры. На дальней высоте - там, где самый центр аула Чабанмахи, ведет тяжелый бой 17-й отряд спецназа внутренних войск и ОМОН. В темноте вспыхивают трассера и разрывы. Изредка почти безлесные горные хребты озаряются бледным светом мощных осветительных ракет.

Контратака началась за час до полуночи. Более пятидесяти боевиков, скрытно подобравшись к нашим позициям, атаковали их с храбростью обреченных. Замысел был простой: сбить федералов с высоты и удерживать ее до тех пор, пока остальные не уйдут в "зеленку". Среди окопов и разрушенных строений, в густом кустарнике, покрывающем крутые склоны, разгорелся ночной бой. Противники стреляли друг в друга в упор. Бешеная атака ваххабитов увенчалась успехом. Бойцы 17-го отряда были отброшены с гребня. Потери спецназовцев в этой схватке составили 6 убитых и около 20 раненых, больше всего пострадал разведвзвод, оказавшийся на самом острие вражеской атаки. Ефрейтор Руслан Чесников, прикрывая отход остальных бойцов, погиб вместе с шахидом, который бросился на него с гранатой в руке. Другой ефрейтор - Игорь Клевцов - с разорванным осколками легким погиб от пули снайпера уже при отходе. Обоим оставались считанные дни до демобилизации…

В Чабанмахи, закрывая дорогу к бензоколонке, расположились ярославские омоновцы. Ваххабиты пустили впереди себя буренок, и прикрываясь этим живым щитом, подошли на бросок гранаты. Один из шахидов, обвешанный взрывчаткой, прыгнул прямо в омоновский окоп и подорвал себя вместе с прапорщиком Игорем Серовым. Тогда же были буквально изрешечены пулями прапорщики Александр Селезнев и Сергей Сниткин. Остальные ярославцы, невзирая на то, что их было около 70 человек, дружно показали тыл.* Их не преследовали. Оставив на склонах горы двадцать трупов, ваххабиты во главе с Джаруллой пересекли шоссе и растворились в густой "зеленке". Далее разбившись на мелкие группы, они благополучно миновали блокпосты: по горячим следам взять удалось только двоих. Еще двое позже попадутся на Кизлярском КПП. Остальные же доберутся до Чечни, и в частности, отметятся в расправе над пермскими омоновцами в марте следующего года.

ПРИМЕЧАНИЯ:

*Троих погибших омоновцев позже сделают героями, хотя из наградных листов не совсем понятно, в чем именно проявилось их геройство. Остальных тоже не обойдут наградами. По возвращении домой вокруг омоновцев начнется патриотическая истерика: именами погибших будут называть школы, вешать памятные доски, устраивать в их честь спортивные состязания. Вместе с тем, это не помешает кому-то прикарманить полтора миллиона боевых, причитающихся омоновцам. В результате "герои", так и не дождавшись обещанного, подадут на родной УВД в суд.

ЗАЧИСТКИ

- Бей его! - От ожога в плече Кошевой без крика упал вниз, ладонями закрыл глаза. Человек нагнулся над ним с тяжким дыхом, пырнул его вилами. - Вставай, сука! /М. Шолохов. "Тихий Дон"/

Граница между двумя солдатами, - добрым и злым, - пролегла по дну глубокого оврага, разделяющего Кадар и Карамахи. Кадару повезло, он сдался почти сразу. Солдат, заходивших в него, встречали лишь редкие выстрелы. Поэтому и зачищали его "мягко", без злобы.

Другое дело - Карамахи и Чабанмахи. Их, - как будто мало было двухнедельного обстрела, - ждали еще и три волны зачисток.

Утром 12 сентября началась первая. Эта зачистка нашла широкое отражение в СМИ: по крайней мере десяток корреспондентов присутствовали на месте событий - и мы имеем возможность восстановить ее во всех подробностях.

С севера в Карамахи зашли солдаты 22-й бригады. Их встретили разрозненные выстрелы снайперов - к этому времени в Кадарской зоне оставалось еще с десяток "вахов". Удушающий запах разлагающейся плоти, неразорвавшиеся мины, растяжки. Бригада Керского в зачисике покзала себя с самой лучшей стороны. Еще не привыкшие к реалиям войны солдаты "скромничали" брать чужое.

Рассказывает Дмитрий Беловецкий, сотрудник "Литературной газеты":

…Я заходил в Карамахи с 22-й бригадой внутренних войск. Село богатое. Солдаты пошли по пустым, разрушенным домам. Парнишка из глухой российской деревни, просидевший несколько суток в слякотных окопах, обувает найденные там кроссовки, грязными пальцами выуживает огурцы из трехлитровой банки… Смотрит на меня виновато и спрашивает: 'Можно?' - 'Да можно! Бери все, что хочешь! Это твое!' - отвечаю я…

Из статьи Юрия Котенка "Крепостные дети войны":