Да здравствует экология!

— Ты, Петрович, пойми нас правильно. Мы узнали, что многие ученые — люди несознательные. Во время защиты уходят из зала, не слушают, голосуют черти как! Так вот мы и решили у дверей Куньку поставить. Это от него так круто пахнет.

— А-а-а…— удивленно протянул Лешка и на всякий случай закрыл нос.

Когда пришли в зал заседаний, Ватруш сразу же послал Куньку на самый верхний этаж института. И список членов совета дал, чтобы, значит, Кунька обошел их всех и на заседание пригласил. Кунька хоть и ехидный, но исполнительный. Заходит к одному, другому и говорит:

— Здравствуйте, я Кунька! Приглашаю, — говорит, — Вас на защиту.

А профессор и слова в ответ вымолвить не может. Вылетает из кабинета, зажавши нос, и бегом по коридору. А Кунька-злодей сзади топает и все смотрит, чтобы нигде не задержался. Не прошло и получаса, а Кунька уже всех собрал и сам встал на часах, у двери. Хорошо догадался дверь поплотнее закрыть, а то вместо защиты пришлось бы скорую вызывать.

Вышел Лешка к доске, стоит, опершись на толстую диссертацию — ее черти у кого-то стащили, — и улыбается. Секретарь совета документы лешкины вслух зачитывает, а Лешка слушает и ушам своим не верит: он, оказывается, и лауреат, и почетный член, и дипломант… Короче, черти что и кое-что с боку.

Все косятся на Лешку, на его толстую диссертацию — все-таки, весомый вклад в науку, — килограмма три-четыре, не меньше.

— Может, — председатель совета аж со своего места поднялся. То ли ему стало неудобно сидеть, когда рядом живой классик стоит, то ли ноги затекли, то ли, опять-таки, черти что подстроили, — Сразу голосовать будем? — а сам на дверь косится.

— Все ясно, — раздалось в зале, — Что ж мы, не понимаем, что ли? — тут же и проголосовали. Единогласно! Лешка в самом конце долго расшаркивался, кланялся, обещал у них же еще и докторскую диссертацию защитить. Всех приглашал на банкет, но профессора вдруг почуяли, что в коридоре Куньки-то нет, — а чего ж ему там просто так стоять, ежели и так проголосовали? — и тут же все потянулись к выходу.

Многие жали руки, поздравляли и говорили, что такой прекрасной защиты они не помнят. Но все как один отказались идти на банкет, и все косились на дверь и настороженно принюхивались.

Лешка не очень расстроился, что профессора не пришли к нему домой на банкет — итак места мало. Зато друганы все как один — кто с поллитрой, кто с закуской — повеселились от души. Даже новый русский в красной фуфайке пришел и весь вечер приставал к молоденькой чертовке.

Расходились почти что под утро, наплясавшись и напившись досыта. Ватруш все пытался затянуть «Эх, дубинушкой, ухнем!», но никто его не подтягивал. И уж когда все разошлись, Лешка счастливый и усталый уснул совсем рядом с диваном.

* * *

Лешка сидел за столом и радостно икал. После вчерашнего банкета в голове слегка шумело — черти постарались на славу. И угощение было что надо, и все другое не уступало. Даже Кунька, свалившийся под стол по старой привычке, и тот праздник не испортил.

— Послушай-ка, Ватруш, — Лешка наклонился над столом и хитро подмигнул, — Пока мы там все меня защищали, у меня мысль родилась. Очень даже длинная. Не поверишь! У меня вообще после защиты вроде как в голове просветлело!

— Ну, Петрович, не томи старого черта, — Ватруш тоже наклонился к Лешке поближе.

— А мысль такая — не поеду я к вам туда. За ненадобностью. — Морда у черта сразу же скисла, — А че ты киснешь? Мы же все можем обговорить здесь. На троих. — Ватруш удивленно оглянулся, — Ты не понял, — Лешка самодовольно хмыкнул, — На троих: ты, я и банка «жигулевского».

На столе сразу же появилась трехлитровая банка с пивом, небольшая горка сушеной воблы и сушки с солью. Лешка даже крякнул от удовольствия.

— Так вот, — Лешка сделал паузу, — У вас там котлы прохудились? Смола да вода стали на костер выливаться, да? — черт в ответ согласно кивнул головой, — И заменить их нечем? И наказание нельзя изменить? — черт испуганно охнул:

— Как же так, изменить? Как же можно? Положено кипеть в смоле — кипи. Положено тонуть — тони. А, ежели, гореть в огне — гори. А чтобы менять, такого у нас не предусмотрено…

— Нет, — Лешка горестно вздохнул, — Не коснулась вас еще по-настоящему перестройка. Ты посмотри как у нас: ежели инженер — иди торгуй в ларек; ежели ученый — иди разгружай баржи или вагоны; а ежели, скажем, новый русский — так носи свой красный пинжак. Правда, лучше бы некоторым из них сменить этот самый пинжак на серую фуфайку с номером, ну, так это можно и после…— Лешка в задумчивости стучал воблой по столу, — Так вот. Я так думаю, ежели наказание отменить нельзя, а нельзя и изменить его, так и не надо этого делать…

— Какая глубокая мысль! — подала голос с дивана Люська, — Нет, не даром тебя все друганы уважают. Ты у меня талантливый!