Да, та самая миледи

Что-то не похоже, что ей пришлось очень страдать в заключении после истории с подвесками. Попади она хоть раз в настоящую, серьезную переделку, какие выпадают на долю людей, играющих в политические игры, она сейчас бы порхала как бабочка, готовая спасти себя, а не тряслась бы овечьим хвостом. Люди всегда преувеличивают свои страдания и преуменьшают чужие. Таков мир.

Еще не успело стемнеть, и пустынная дорога, ведущая к монастырю, была видна как на ладони.

Вдруг из-за поворота вылетели всадники. Заблестели в прощальных лучах солнца галуны на шляпах, колыхались горделивые перья.

Два всадника… пять… восемь…

Один из них скакал на два корпуса впереди всех. Кого я вижу, дружочек д'Артаньян!

— Ах, боже мой, боже мой! — испугалась выражения моего лица госпожа Бонасье. — Что там такое?

— Это мундиры гвардейцев кардинала, нельзя терять ни минуту! Бежим, бежим! — крикнула я, отбегая от окна.

— Да-да, бежим! — повторила госпожа Бонасье, не двигаясь с места.

Копыта коней уже процокали под нашими окнами, направляясь к воротам'.

— Идем! Да идем же! — пыталась я увлечь за собой остолбеневшую кастеляншу королевы. — Через сад мы еще успеем убежать, у меня есть ключ… Поспешим! Еще пять минут — и будет поздно.

Госпожа Бонасье отреагировала совершенно противоположным образом. Колени ее подогнулись, и она упала.

Я попыталась поднять ее и унести, но на тюремных и монастырских жидких харчах госпожа Бонасье почему-то так раздобрела, что сдвинуть ее с места было все равно что поднять кровать.

За окном раздался крик кучера моей кареты, застучали ее колеса. Лошади помчались галопом, потом в стук копыт вплелись выстрелы. Ого!

— В последний раз спрашиваю! — проорала я свирепо. — Намерены Вы идти?!

— О боже, боже! — простонала госпожа Бонасье, закатывая глаза. — Вы видите, мне изменяют силы, Вы сами видите, что я совсем не могу идти… Бегите одна!

— Бежать одной? Оставить Вас здесь? Нет-нет, ни за что! — воскликнула я, но было уже ясно, что кастеляншу королевы двигать ногами не заставишь.

Надо уходить через сад.

Но есть маленькое, совсем маленькое обстоятельство: через пару минут сюда ворвется с обнаженной шпагой д'Артаньян, радостно поцелует обретенную возлюбленную и с гиканьем продолжит погоню за мной. Ведь госпожа Бонасье тотчас же пошлет его предупредить убегающую леди Винтер, что это никакие не гвардейцы, а самые настоящие мушкетеры. Друзья. Надо его задержать примерно таким же способом, как задержала меня Кэтти тогда в особняке.

На пальцах у меня сейчас красовалось три перстня. Рубин, аметист и сапфир. Сапфир не такой большой, как тот, подаренный де Ла Фером, но очень красивый, со звездочкой внутри.

Перстни были на все случаи жизни. Один простой, с ядом, и два с секретом. Я подбежала к столу, налила бокал вина и легко открыла тайничок в перстне с рубином. Серый порошок быстро растворился в вине. Затем тайничок в перстне с аметистом, оттуда в бокал отправились бурые крупинки.

— Пейте, — поднесла я бокал к бледным губам госпожи Бонасье. — Пейте, это вино придаст Вам силы! Пейте!

Госпожа Бонасье послушно выпила. Я поставила бокал на стол, схватила плащ и выбежала из комнаты.

Теперь состояние кастелянши королевы незначительно ухудшится.

В порошке из перстня с рубином помимо прочих вещей содержится милая травка, лекари называют ее Veratrum album. Вообще-то это яд, но лишь тогда, когда он сразу попадает в кровь. Сейчас он сработает как сильнейшее рвотное и слабительное. То есть в роли прямо противоположной — противоядия. А когда кончится его действие, вступят в дело крупинки из аметистового перстня, они усваиваются желудком быстро, быстрее, чем рвотный порошок, но поначалу рвота их пересилит. Персидские афродизиаки, содержащиеся в крупинках, разожгут в госпоже Бонасье такой любовный пыл, что д'Артаньян еще подумает, бежать ли ему в ночь сломя голову по остывшему следу или остаться с возлюбленной, горячей и на все согласной.

Я же сто раз говорила — зачем убивать человека, нарываясь на неприятности, когда можно изящно его использовать в своих целях? Это куда приятнее и полезнее.

Сейчас господа мушкетеры займутся спасением любимой женщины д'Артаньяна, это займет как раз те мгновения, что нужны мне для пересечения сада и леса.

В действие вступает самая мрачная часть моего плана. Мне не удалось избежать ее.

Звонили колокола в монастыре.

Я бежала по черному лесу к карете, а над ним уже плыла ночная луна. В одно из мгновений облака закрыли ее. Показалось мне или то было на самом деле, но кусочек луны, оставшийся чистым от облачных лоскутьев, отдаленно был похож на цветок лилии. Потом исчез и он.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ ФИНАЛ ДИКОЙ ОХОТЫ

Карета ждала меня шагах в пятидесяти от Фестюбера.

Форейтор был ранен. Пришлось оставить его в деревне. Мы поменяли лошадей и поехали дальше.

Я не старалась предпринять особых мер предосторожности. Человек не птица, крыльев у него нет. И на земле после него всегда останутся знаки его пребывания, так что тот, кто ищет, найдет, не стоит и время тратить, заметая след.