Да, та самая миледи

— Она попытается обольстить Вас, — заявил в подтверждение моих дум Винтер. — А может, даже и убить. Я вывел Вас из нищеты, Фельтон, сделал Вас лейтенантом, я однажды спас Вам жизнь — Вы помните, по какому случаю. Я не только Ваш покровитель, но и друг Ваш, не только благодетель, но и отец. Эта женщина вернулась в Англию, чтобы устроить покушение на мою жизнь!

Оскорбленное тщеславие чуть не заставило меня закричать во весь голос: «Лжете, сударь, очень мне нужна жизнь такого никчемного надутого индюка, как Вы!»

Потом стало почти смешно. Даже сейчас дорогой брат не может не соврать.

— Я держу эту змею в своих руках, — громыхал Винтер, — и вот я позвал Вас и прошу: друг мой Фельтон, Джон, дитя мое, оберегай меня и в особенности сам берегись этой женщины! Поклянись спасением твоей души сохранить ее для той кары, которую она заслужила. Джон Фельтон, я полагаюсь на твое слово! Джон Фельтон, я верю в твою честность!

— Милорд…

Молодой человек послушно бросил на меня ненавидящий взгляд.

Дружочек мой, в каком приюте тебя так славно воспитали?

— Милорд, клянусь Вам, все будет сделано согласно Вашему желанию!

Ну вот, пока они заверяют друг друга в стойкости и ненависти, можно опустить голову и подремать. Общество дорогого брата всегда вызывает у меня сонливость.

— Она не должна выходить из этой комнаты, слышите, Джон? — продолжал давать ценные указания Винтер. — Она ни с кем не должна переписываться, не должна ни с кем разговаривать, кроме Вас, если Вы окажете честь говорить с ней.

— Я поклялся, милорд, этого достаточно! — с самоуверенностью офицера, чей послужной список безупречен, отрезал Фельтон.

— А теперь, сударыня, — обратился вновь ко мне деверь, — постарайтесь примириться с Богом, ибо людской суд над Вами свершился.

Я даже не стала поднимать голову. Пусть катится к дьяволу со своим судом, спать мешает.

Винтер и вслед за ним Фельтон вышли. Раздался звук запираемого засова. Затем бухнули каблуки ставшего на караул у двери часового.

Так, еще немного подождать на тот случай, если они изучают меня в замочную скважину, и можно просыпаться.

Я подняла голову, прогнала прочь надоевшее выражение безропотной жертвы. Подошла к двери и прислушалась.

За дверью сопел часовой. Бедняга, наверное, обязан не выпускать из рук тяжелого мушкета. Вот еще одна глупость — на кой черт мушкет в узких темных коридорах? Один раз выстрелить, а потом крушить врага прикладом, как дубиной? Дали бы бедолаге остро заточенный тесак, это обеспечило бы полную безопасность охраняемому участку, и часовой бы так не пыхтел.

Исследовав дверь, я подошла к окну и открыла закрытые Винтером ставни. Затем рамы. В комнату ворвался свежий ночной морской ветер. Хорошо. Ветер загасил свечу на столе, ну и пусть, думать можно и в темноте.

Я снова притворила рамы и ставни, на ощупь добралась до громадного кресла и удобно устроилась в нем с ногами.

«Добрыми намерениями путь в ад вымощен» — вот как можно назвать все, что натворил Винтер.

Не знаю, насколько полно услышал Атос со товарищи нашу беседу с Его Высокопреосвященством, но понять они ее так и не поняли.

Кардинал попросил убрать Бекингэма лишь во втором случае, если он не внемлет доводам разума и влюбленного сердца. Политическое убийство — не самый лучший инструмент в арсенале государственного человека. Оно влечет за собой слишком много изменений, ведь невозможно предугадать все. Высшее искусство политика такого ранга, как Ришелье, это не убирать противника, а манипулировать им. Как в шахматах. Известный противник уже предсказуем, а каким будет его заменившее лицо, можно только гадать.

И с Бекингэмом можно прекрасно договориться, если зацепить его на маленький крючок, который сдержит его воинственный пыл. Падет Лa-Рошель, покорившись королевским войскам, улягутся страсти, король сочинит новый балет, такой же элегантный, как «Дроздовая охота» или «Марлезонский», снова заскучает, и первый министр Англии вполне сможет появиться в Париже в качестве посла. Нужно только время.

Но движимый исключительно благими намерениями, Винтер лишил меня возможности переговорить с Бекингэмом, то есть фактически обрек на выполнение второй части плана.

Собственной рукой он поставил последнюю точку в смертном приговоре своего обожаемого герцога. Вот уж кто не ведает, что творит!

Я отвечу на его вызов и отвечу так, что вся Англия содрогнется, будьте покойны.

Бедный Бекингэм, бедный Джон Фельтон…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ПРОБА ПЕРА

Перебирая события этого вечера, я вспомнила, что меня еще не кормили. Значит, ужин еще будет. Надо приготовиться к нему.

За стенами замка уже царила почти полная луна. Ставни пришлось снова отворить, света луны вполне хватило, чтобы почистить перышки. Наконец и волосы улеглись так, как надо, и грудь выступала из кружевных оборок в строго отмеренном количестве, и на ладонях исчезли красные следы от ногтей, которые впивались мне в кожу, когда я в ярости сжимала кулаки.