Да, та самая миледи

— Миледи, — удивленно посмотрел на меня Рошфор. — Это же невозможно! После того как операция с подвесками была провалена, в качестве слабого утешения мы арестовали госпожу Бонасье.

По-моему, это было очень глупо.

— Господин Бонасье настоял, — пояснил Рошфор.

А-а, тогда понятно… Хотя мне кажется, изолировать от общества надо было д'Артаньяна, госпожа Бонасье не так виновата по сравнению с ним, хотя нет, передаточное звено, все верно.

Но если бы госпожа Бонасье была на свободе, то она, конечно же, не позволила своему смуглому красавцу тратить время на визиты в мой особняк. И пеньюар был бы в полном здравии…

— Но каким же образом, скажите, все-таки подвески попали в Париж?

— Да самым примитивным! — обозлился Рошфор. — Дурак Бонасье, которого мы тоже некоторое время подержали в Бастилии, стал кардиналистом больше нас с Вами. Что и высказал своей супруге, когда она вернулась из Лувра с отчаянным письмом королевы к герцогу, рассчитывая на помощь Бонасье. Она после такого сообщения, разумеется, не стала ничего говорить, а когда супруг ушел, галантерейщица упала на грудь своему возлюбленному и, рыдая, сказала, что королева в беде. Д'Артаньян заручился поддержкой трех своих друзей и помчался в Лондон. Мои люди пытались их задержать, но все с самого начала пошло наперекосяк, троих мы обезвредили, гасконец ускользнул.

Вот когда они схлестнулись, де Вард настоящий и де Вард мнимый! Ну почему я так поздно об этом узнала!

— К сожалению, удача к нему благоволила, он добрался до герцога, взял подвески и привез обратно.

— Искренне Вам сочувствую, — самым противным тоном сказала я. — И он до сих пор живой? Почему?

— Его Высокопреосвященство считает, что грех бросаться таким великолепным человеческим материалом, если есть хоть малейший шанс, что прыть господина д'Артаньяна можно направить в русло, нужное Франции.

Держу пари, Рошфор долго учил эту фразу, небрежно кинутую в каком-нибудь разговоре Его Высокопреосвященством.

— Это произойдет нескоро… — осторожно высказала я свое мнение. — Если вообще произойдет. Кардинал слишком добр.

— Я тоже так считаю… — вздохнул Рошфор. — Но Вы же знаете Его Высокопреосвященство… Если он что вобьет себе в голову, спорить с ним бесполезно. Вот и сегодня он попытается перетянуть гасконца на нашу сторону, с отрицательным результатом, я так думаю.

— Еще бы, — поддакнула я. — Его Высокопреосвященство — неисправимый идеалист в отличие от господина д'Артаньяна. Тот прекрасно понимает, что в первую же ночь в казарме наших гвардейцев его придушат подушкой за все его подвиги. Д'Артаньян не дурак.

Со вкусом оценив промахи и ошибки начальства, мы расстались с Рошфором до десяти часов вечера, договорившись встретиться у Люксембургского дворца, чтобы вместе направиться к монсеньору.

Главное, что я узнала, — рота Дэзэссара выступает завтра маршем в поход к Ла-Рошели.

Теперь надо было провернуть одно важное дело. Рошфор высадил меня на Королевской площади.

— Пришлите, пожалуйста, мне человек пять Ваших лакеев, — попросила я его напоследок. — Тех, что понадежнее. У меня сейчас мало людей.

— Хорошо, — не удивился Рошфор. — Сейчас пришлю.

Я поднялась к себе и в гардеробной нашла сундук, который еще ни разу здесь не открывала.

Там, смятые от долгого хранения, лежали мои мужские костюмы. А не разыграть ли и мне «германскую ссору»?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ «ГЕРМАНСКАЯ ССОРА»

Пока лакеи Рошфора не прибыли, я занималась выбором одежды. В конце концов, остановилась на темно-фиолетовом, почти черном костюме, отделанном золотой тесьмой. Как раз то, что надо, в меру мрачный и в меру блестящий.

Теперь надо было кое-что разузнать…

Как я и думала, что Винтер не рассказал мне, то он рассказал своему камердинеру. Тот охотно поделился всем, что знал, ведь я куда щедрее дорогого брата. И у меня появилось описание внешности дамы, дарившей деверю ласки по сходной цене, ее мнимого мужа и адрес заведения.

Пока я занималась домашними делами, появились люди Рошфора. Вместе с моими слугами получилось солидное подкрепление.

Вскочив в седло буланой лошадки, я повела свой отряд в указанное место.

Место невинных утех располагалось неподалеку от Нового рынка. Когда я увидела грязный кабак и улицу, на которой он стоял, то была откровенно поражена, каким образом мой глубоко элегантный деверь мог вообще забрести в этот район — пристанище всякого сброда.

Не вызывая пока особых разрушений, мы вошли в кабак, делая вид, что незнакомы друг с другом.

Внутри он был еще хуже, чем снаружи. Один бордовый цвет стен чего стоил! Но кабак процветал. Чад и гомон стояли в заведении, почти все столы были заняты. Я потребовала от хозяина отдельный кабинет.

По иронии судьбы, мне досталась та же самая комната, где Винтера облегчили на кошелек и всякую дребедень. Видимо, это был единственно мало-мальски приличный угол. Я с интересом рассмотрела и окно, из которого деверь взывал к миру, пытаясь спасти свои деньги, и дверь, закрывающуюся на крюк, который ему совершенно не понадобился. Веселый рисунок на стенах отдаленно напоминал хоровод обезглавленных куриных тушек.