Он именовал меня «дорогая сестра», я его соответственно «дорогой брат». И когда я объявила о своем намерении вернуться на родину и немного пожить там, лорд Винтер неожиданно изъявил желание присоединиться к дорогой сестре.
Какого дьявола ему там было надо? Кроме того, что он настойчиво искал возможность меня убрать, ничего иного я предположить не могла.
Но это было мне, как ни странно, на руку. Я больше боялась, что в мое отсутствие он займется здоровьем опекаемого племянника. Хорошо хоть, что дочь моя, которой уже шел девятый год, деверя не интересовала, потому что ни на что не могла претендовать.
Хотя, если задуматься, из моей части ренты ей было назначено крупное приданое. Учитывая печальный опыт своей матушки, я старалась, чтобы будущее моих детей было обеспечено с самого начала. И в этом плане чем раньше отошла бы я в чистилище, тем больше было шансов лишить дочь слишком крупной, по мнению некоторых, суммы.
Мне надо было, невзирая ни на что, организовать безопасность детей, я не для того их рожала, чтобы какая-нибудь высокородная дрянь могла угрожать их жизни, видя в них препятствие на собственном пути к новым рентам, землям и титулам.
Поэтому я с радостью приняла предложение дорогого брата сопровождать меня во Францию.
Дети оставались в Англии под надежной охраной людей, на которых я полагалась, потому что их благосостояние и жизнь (что очень немаловажно) зависели только от меня. Они должны были перевезти сына и дочь во Францию позже, после нашего отъезда, в местечко, о котором никто, кроме меня, не знал. Причин верить кому-либо, когда речь шла о моих детях, у меня не было…
Боже, я и не предполагала тогда, какая интересная жизнь ждет меня во Франции…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ИГРЫ СВОИ И ЧУЖИЕ
Должна заметить, что во Францию я вернулась значительно более обеспеченной, чем покинула ее когда-то.
На Королевской площади меня ждал уютный особняк № 6. В конюшне особняка – роскошная карета, при карете – кучер и скороход, а при моей персоне – горничная Кэт, негритенок Абу, попугай Коко, обезьянка Жужу и красная подушка для коленопреклонений в церкви. И дорогой брат, конечно же, который изо всех сил скрашивал мое одинокое существование.
И теперь я была богатой англичанкой, загадочной красавицей миледи. Не скрою, было очень приятно.
Я вела светскую жизнь, достойную леди Кларик, была очень неплохо принята при дворе, и даже, представьте себе, мне оказали великую честь и представили самому кардиналу де Ришелье. Мы с удовольствием познакомились заново.
Братец нашел себе компанию таких же милых людей, как и он, вместе они пропадали в кабаках, резались в карты и кости и ухлестывали за красивыми барышнями. Француженки их совершенно очаровали.
А я на одном из приемов познакомилась с графом де Вардом. И опять захотелось любить, любить, любить… Проклятое ребро Адама. Не самый стойкий материал.
Мы встречались с де Бардом в разных публичных местах, и я чувствовала, что он тоже увлечен мною.
На одном из последних балов, данных госпожой де Гиз, он был бледен и совершенно не танцевал.
– Что с Вами, граф? – спросила я, подойдя к нему.
– Пустяки, миледи, совершеннейшие пустяки…
Его слова и его вид прямо противоречили друг другу. Де Варду было очень плохо.
– И все-таки?
– Видимо, я не до конца оправился от ран, нанесенных мне месяц назад, и слишком рано начал активно участвовать в светской жизни.
– Расскажите, будьте добры, – попросила я.
– О таких вещах не рассказывают в гостиных, – возразил де Вард. – Выйди я из той схватки победителем, конечно, я наполнил бы рассказом о своей победе приемные всех домов, где бываю, но сейчас мне лучше помалкивать и не выставлять напоказ свои раны.
– Давайте я стану Вашим судьей, – предложила я. – Вы расскажете мне эту историю, а я решу, достойна она гостиных или должна быть предана забвению.
Предложение де Варду понравилось, видимо, он давно хотел выговориться, поэтому он поцеловал мне руку в знак согласия и начал рассказ:
– Месяц назад я с важным поручением направлялся в Англию, как раз в то время, когда сообщение между Кале и Дувром закрыли. Помните?
– Конечно…