Да исправится молитва моя

Они вошли в небольшую прихожую, вправо и влево от которой расходились два коридора с дверями. Прямо из прихожей на второй этаж вела узкая деревянная лестница. Под лестницей напротив окна за столом сидела пожилая монахиня и читала вполголоса Псалтирь. Когда девушки зашли, она отложила книгу и, сняв очки, подслеповато посмотрела на них. Таня, не дожидаясь, когда монахиня разглядит их, сказала:

— Мать Силуана, я, по благословению матушки игуменьи, новенькую привела.

— А, новенькую, а то я гляжу, вроде не наша. Ну и слава Богу! Работы всем хватит. — И монахиня Силуана пошла к лестнице, поманив за собой Аню.

Аня последовала за ней по скрипучим ступенькам. Наверху так же, в разные стороны, расходился коридор, в каждом крыле было не менее четырех дверей. Матушка Силуана свернула направо и толкнула первую дверь. Там оказалась комната с двумя деревянными кроватями и небольшим столом, в углу напротив икон стоял аналой, покрытый домотканым покрывалом и расшитым красными нитками полотенцем.

— Здесь, милая, будешь жить. Да каким же именем ты крещена?

— Анной, в честь пророчицы Анны.

— Пророчицы, значит, — улыбнулась монахиня, — ну, располагайся и спускайся ко мне. Да, вот еще: с тобой в келье живет Акулина, сейчас она на послушании.

Аня разложила свои вещи и спустилась к матушке Силуане на первый этаж. Монахиня уже ждала ее.

— Вот тебе, Аня, ведро и тряпки. Сходи за водой к колодцу и вымой полы во всей гостинице.

— Благословите. — Аня низко поклонилась и, взяв тряпки с ведром, пошла за водой в указанное матушкой место.

Ане было стыдно и страшно. Ведь она ни разу в жизни не мыла полов. «Как мне исполнить мое первое послушание и не посрамиться?» — с горечью думала девушка, неся от колодца ведро воды. Когда Аня начала мыть полы, Силуана какое-то время понаблюдала за ней. Видя, как девушка неумело возит тряпкой по полу, монахиня не выдержала, подошла, взяла из ее рук тряпку и стала учить. Когда Аня с горем пополам домыла полы, матушка Силуана велела ей умыться и привести себя в порядок, чтобы идти в трапезную, а затем в храм.

Глава 6. Акулина

Впервые Аня увидела Акулину, вернувшись после службы из храма в свою келью. За столом сидела рябая светловолосая деревенская девушка в сером платке, повязанном сзади на шее узлом, в платье из грубой домотканой холстины с надетым поверх него фартуком. На ногах ее были холщовые онучи, заправленные в лапти. Она с какой-то торопливой жадностью ела краюху ржаного хлеба, запивая его из кружки водой. Когда Аня неожиданно вошла в келью, крестьянка поперхнулась и закашлялась, отчего все ее лицо побагровело и рябые пятна выступили еще отчетливее. Аня, тоже растерявшись, осталась стоять в дверях кельи. Кое-как проглотив хлеб, крестьянка проговорила:

— В поле работала, к трапезе опоздала. А чего вы стоите? Проходьте, барышня, милости просим. Мать Силуана про вас мне уже говорила. Вместе тутача жить нам. Начальству-то виднее, только вам бы, барышня, не с такой, как я, обитаться.

— Вы Акулина? — только и спросила Аня.

— Ох, уж вы скажете — Акулина! Акулькой меня все кличут.

— Я вас буду Акулиной звать, а меня зовут Аня.

— Мне вас так неудобно, отчество бы ваше знать, было бы куда легче.

— Александровна. Только зачем же по отчеству, коли мы с вами обе на послушании.

— Так поспособней, а без отчества у меня и язык не повернется.

Такое соседство Аню покоробило. Акулина ей вначале очень не понравилась. Аню оскорбляло близкое присутствие человека, которого она считала намного ниже себя по достоинству. Все в Акулине вызывало протест: ее грязные ногти, неопрятная одежда, то, что она чавкала во время еды, и, главное, запах, исходивший от нее. Но вскоре, начав работать на земле, Аня заметила, что чернозем забивается и под ее ногти и въедается в руки. Не было ни сил, ни времени, чтобы следить за собой — после полевых работ наваливалась страшная усталость. Едва хватало сил, чтобы, отстояв вечернее правило, кое-как умыть лицо и руки, а затем сразу провалиться в сон! Баня же была только по субботам, и вскоре Аня уже не замечала запаха Акулины, так как и сама, пропитанная потом и пылью, благоухала не лучше. Пахнущая духами барышня-чистюлька словно испарилась. Теперь была трудница Анна, мало чем отличающаяся от других трудниц. Она с большим трудом привыкала к физическим работам, и как не убежала из монастыря в первые дни, один Бог ведает. Ее учили запрягать лошадь, ездить в телеге. Лошадь не слушалась, и вместо того, чтобы идти в поле, шла к своему стойлу в конюшню.

Аню, как и ее соседку Акулину, определили к послушанию на огород. Все казалось Ане невыносимо трудным, и не раз приходила мысль все оставить и возвратиться домой, к родителям.