— Да, вы правы, это ужас. А я ведь благодаря Тураньевым грамотой овладел. Меня сам Петр Константинович читать учил, а потом и в школу определил. Когда наши-то ворвались в дом, пьяные и злые, Петр Константинович с супругой своей сильно перепугались. А как меня Тураньев увидел, сразу упокоился, даже обрадовался. Кинулся ко мне: «Степа, как хорошо, что ты здесь. Ты урезонь, пожалуйста, своих товарищей. Это же некрасиво так вести себя». Мне и стыдно, и в то же время от этого стыда такая злость взяла, что я ударил Петра Константиновича. Он упал, а я выбежал из дома. Потом, уж когда запалили, кинулся открыть дом, да не успел, обгорел малость, но не успел. Вот так, Анна Александровна, теперь вы меня презирать будете. Оно и поделом. Вам рассказал и вроде как исповедовался, — махнув рукой, Коновалов встал, взял вещмешок и пошел к выходу.
Анна растерянно смотрела ему вслед. Только майор взялся за ручку двери, как рядом с госпиталем раздался взрыв. Майор упал на пол и увлек Анну, прикрывая ее собою от осколков. На них посыпалась штукатурка.
— Что за черт? — воскликнул майор, вскакивая и озираясь.
Мимо бежал молоденький лейтенант. Майор окликнул его.
— Товарищ майор, там немцы прорвались в направлении нашего городка. Меня послал командир роты собрать в госпитале всех, ну, словом, кто может с оружием...
— Понятно. Я с тобой.
Майор быстро зашагал за спешащим лейтенантом.
— Вчера только и успели окопаться. Ждем подкрепления. Уже идет, — объяснял майору на ходу лейтенант.
Анна пошла к главному врачу Семену Марковичу Смышлянскому. Прифронтовой госпиталь, где трудилась Анна, должен был уже завтра передислоцироваться из-за угрозы прорыва немцев на этом направлении. Семена Марковича Анна застала за хлопотами по подготовке к эвакуации госпиталя.
— Антон Захарович, — обращался главврач к своему заместителю, капитану медицинской службы Могилевскому, — надо бы на позицию отрядить пару санитаров, для первой медицинской помощи, у них там никого.
— Товарищ подполковник, — тут же встряла в разговор Анна, — пошлите меня.
Смышлянский крякнул и скептически посмотрел на худенькую фигурку Анны.
— Семен Маркович, — Анна посмотрела на главврача с извиняющейся улыбкой, — вам же все равно некого посылать, Шакиров и Самсонов здесь нужны, а я возьму Джанибекова.
— Хорошо, — махнул рукой подполковник, — возьмите все необходимое в перевязочной, и товарищ Могилевский вас подбросит на передовую.
Глава 16. Наследие схимонахини Антонии
В ворота, а вернее, в проем, который был раньше воротами женского Введенского монастыря, лихо вкатили два представительного класса автомобиля. Они остановились у бывшего монастырского корпуса.
Из одного автомобиля выбрался полный мужчина во внушительном костюме с галстуком. Это был глава Кузьминского района. Его сопровождало два человека: замглавы и главный архитектор города. Из второго автомобиля вышел архиерей в сопровождении тоже двух человек: секретаря епархиального управления и завхоза епархии.
— Вот, владыка, — хозяин района широким жестом обвел полуразрушенные строения, — забирайте все в свое хозяйство. Здесь было ПТУ, мы его отселили. Устраивайте монастырь или что там еще хотите. Времена теперь другие. Вы сегодня правильно сказали: настало время собирать камни. — И глава района засмеялся.
Владыка оглядел заросший жирной крапивой двор бывшего монастыря и полуразрушенный собор.
— Да, дорогой Сергей Павлович, здесь, пожалуй, только камни и собирать. Ну а насчет кирпича, у вас же в районе заводик кирпичный?
— Много, владыка, не обещаю, — развел руками глава администрации, — но тысяч двадцать — двадцать пять дадим. Кстати, здесь в бывшем монастырском саду монахиня живет. Ей уже за девяносто. Почитай ровесница века.
— Это интересно, — живо откликнулся архиерей.
— А давайте пройдем, владыка. Там у нее домик небольшой. Я еще пацаном был, — продолжал рассказывать уже на ходу глава района, — когда к ней генерал приезжал и помогал этот домик восстанавливать. Говорят, она того генерала с поля боя вытащила, раненого. Я этому верю, у ней награды за Великую Отечественную есть, это уж точно знаю.
По тропинке, мимо одичавших яблонь, прошли к небольшому домику. Но сколько ни стучались в дверь, никто не открывал. Постучались громче. Вскоре скрипнула дверь и вышла немного сгорбленная старая монахиня в подрясничке и сером апостольнике. Она оглядела всех внимательным взглядом. Ее почти бесцветные глаза, подернутые влагой постоянной старческой слезливости, словно излучали свет. Свет теплый и ласковый. Архиерей был без панагии, в подряснике и скуфейке, а секретарь так и не расстался с широкополой греческой рясой и большим крестом с каменьями. Что и говорить, протоиерей Владимир Куницын выглядел куда солидней, а небольшого роста худенький архиерей смотрелся скорее секретарем этого солидного батюшки. Но монахиня, обойдя стороной отца Владимира, прошла прямо к владыке и, смиренно сложив руки, попросила:
— Благословите, владыка.
Архиерей, благословив, спросил:
— Как ваше имя, матушка?
— Инокиня Анна.