Да или нет?

Солнечные лучи врывались в окно спальни Джека, создавая островки света на его постели. Реальность начала оттеснять его сон, отодвигая мир грез. Джек со стоном спрятал голову под подушку. Ему снился приятный сон — слишком приятный, чтобы добровольно променять его на будничную реальность.

Джек снова застонал, стараясь удержать сон — такой несбыточный и чудесный. Но тот от него ускользал, и, негромко чертыхнувшись, Джек отбросил подушку и сел в кровати. Зевая, он потянулся, наслаждаясь ясным солнечным днем. В доме стояла гулкая тишина. Тишина и одиночество царили в его жилище. Не доносилось ни запаха свежесваренного кофе, ни пригоревшего тоста. Не хлопали двери, не звенели детские голоса. И на краю постели не сидела Джилл, улыбаясь ему так, словно его пробуждение — большая радость для нее.

Все это было волшебным сном.

Еще один День Благодарения в одиночестве.

Джек поправил подушки у себя за спиной и откинулся на них. Хмурясь, он пригладил волосы пальцами и вспомнил свой вчерашний разговор с сестрой. Сью уговаривала его приехать на праздник Благодарения домой, настойчиво приглашала его.

— Ну же, Джек! — убеждала его она. — Ведь это же День Благодарения! Нам надо всем быть вместе.

Джек старался говорить непринужденно, хотя сам напрягся так, что у него свело мышцы шеи и плеч.

— Извини, Сью, но ничего не получится.

— Ты мог бы прилететь на четверг, а в пятницу вернуться обратно, — продолжала настаивать она, не отступая. — Тебе не придется пропустить ни одного рабочего дня. А мама будет так счастлива!

Джека охватило чувство вины. И желание повидать близких — такое острое, что сжалось сердце.

— Мама через несколько недель приедет с Бонни и близнецами.

— Это совсем не то же самое, как видеть нас всех за праздничным столом.

— Давай не будем об этом, сестричка.

Сью сказала с досадой:

— Ты совершенно такой же, как папа, Джек, знаешь? Эгоистичный сукин сын.

В нем поднялся гнев.

— Тогда почему ты мне звонишь, Сью? Если я такой эгоистичный сукин сын, зачем тебе меня приглашать?

Несколько мгновений сестра не отвечала, а потом грустно призналась:

— Я это несерьезно. Просто… Ты мой брат, и я тебя люблю. Мы все тебя любим и… хотели бы, чтобы ты был с нами.

Джек стиснул пальцами телефонную трубку, стараясь справиться с душившими его чувствами.

— Знаю. И я… тоже хотел бы быть с вами. Но наши с отцом отношения препятствуют этому. Я не могу… пойти на уступку. И не пойду.

Тут он заставил себя засмеяться, но даже сам понял, насколько его смех получился неестественным и безрадостным.

— И вообще, если мы с отцом будем испепелять друг друга взглядами, у остальных испортится аппетит.

Джек тряхнул головой и повернул голову к окну спальни и яркому дню, который вступал в полную силу. После этого разговора его начали преследовать мысли о доме и прошлом.

Дом.

Джилл.

Его голова была полна ею, воспоминаниями о том волшебном Дне Благодарения, который они провели вместе, картинами их последнего вечера в мексиканском ресторанчике, когда они танцевали, и видениями из недавнего сна, где Джилл сидела на краешке его кровати и улыбалась ему.

Он прерывисто вздохнул, ощущая сосущую боль в груди, раздираемый воспоминаниями. Будет ли Джилл на этот раз готовить индейку и все прочее, как в тот год, когда они были вместе? Он улыбнулся, вспомнив ее в переднике с оборками, снова ощутив манящие ароматы, наполнившие их дом. Тогда она встала на рассвете, чтобы поставить тесто для пирогов, и в тот день они три раза любили друг друга.

В вечер премьеры он снова обнял Джилл, целовал ее. Это было такое же волнующее, невероятное ощущение, как и прежде. Или, может быть, оно стало даже более сильным.

Почему она по-прежнему так сильно на него действует? Прошло уже так много лет, они оба столько пережили…

Джек еще раз пригладил волосы пальцами. Он никак не может не думать о Джилл, о том, что она сказала ему при последней встрече. Эти слова снова прозвучали у него в голове, словно дразнили его:

«Питер винил тебя в том, что наш брак распался. Он развелся со мной потому, что считал, что я по-прежнему люблю тебя».

Джек сбросил с себя одеяло, поднялся с постели и прошел к окну. Ему вдруг показалось, что солнце с безоблачного голубого неба смотрит на него с насмешкой.

Неужели это была правда? Она по-прежнему его любила? Он покачал головой. Вряд ли. Ее бывший муж оказался глупым закомплексованным ревнивцем. Питер получил сокровище — и был настолько слеп, что этого не понял.

А он сам понимал?

Чувствуя, как от всех этих воспоминаний и размышлений быстро портится его настроение, Джек хмуро смотрел на солнечный день. Он — другое дело. Он — человек несемейного склада. Он не собирается взваливать на себя ни обязательств, ни семейных уз. Он давным-давно выбрал для себя другую дорогу — единственно приемлемую для него. Он не может с нее свернуть — и не свернет.