Да или нет?

— Дана сказала мне, что ты импровизировал на передаче. Ты не читал с телеподсказчика.

— Он мне был не нужен. Я и без него знал, что хочу сказать. — Джек шагнул к ней. — Тебя это не устраивает?

Джилл уперла руки в бока.

— Да, если ты изменил свое мнение только для того, чтобы оно противоречило моему. Ты это сделал?

— Я изменил язык, только и всего.

Кровь кинулась ей в голову.

— Только и всего?! — изумленно повторила она. — Люди на основании наших обзоров будут решать, смотреть ли им эти фильмы. Мы — журналисты! У нас обязательства…

— Это ты журналистка, Джилл. Я же специалист по кино. — Он подошел к ней так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — И вообще не нужно столько пыла, мы же говорим о кино! А не о мировой политике.

— И что ты на самом деле думаешь о фильме «Любовь делает выбор»?

— Я считаю его надуманным и чрезмерно сентиментальным. Как я и сказал перед камерой.

— Но не то, что он полностью лишен художественных достоинств?

— Нет. — Джек внимательно ее осмотрел. — Но этого я и не говорил.

— Ты только что не обозвал его мыльной оперой!

— А ты назвала фильм Сталлоне хламом.

— Но я так действительно думаю.

— И я тоже говорил, что думаю. — Джек наклонил голову так близко, что его дыхание коснулось ее щеки. Джилли ощутила жар его тела, хоть он к ней и не прикасался. — Знаешь, в чем на самом деле проблема, Джилл? Ты не выносишь, чтобы с тобой не соглашались.

— Это неправда!

— Правда. — Джилл попыталась отвернуться, но он поймал ее руку и заставил остановиться. — Вот почему ты хотела вести это обозрение с Клейтоном. Это было бы так удобно! Ты могла бы стать главной, всем управлять! Все бы шло по-твоему.

— Я хотела вести обозрение с Клейтоном потому, что я его уважаю.

Джек сузил глаза.

— Потому что ваши мнения сходятся. Мои слова ты не опровергла.

— Ты отвратителен!

— Я честен.

— Честен? По отношению к кому, Джек? Не ко мне. И, конечно, не к себе самому.

— О чем это ты говоришь, Джилли? О передаче? Или о нашем прошлом?

Она вздернула подбородок и возмущенно потребовала:

— Сию же минуту отпусти меня!

— Так, значит, теперь мы говорим о прошлом. Прекрасно. — Джек крепче сжал пальцы. — Я был с тобой честен, Джилли. До предела честен. Но тебе это было не по вкусу. Ты хотела, чтобы я тебе лгал, строя несбыточные планы на будущее. Ты хотела, чтобы я говорил тебе о том, чего не чувствовал — и не мог чувствовать. И я об этом жалею. Но я был честен.

— Я тебя презираю, Джек Джейкобс. И не могу понять, почему я когда-то с тобой сблизилась.

У него потемнели глаза и заиграли желваки на щеках. Он притянул ее к себе.

— Ты, наверное, целых пять лет мечтала мне это сказать. Теперь ты довольна? Или хочешь повторить еще раз?

Джилли уперлась ему в грудь кулаками.

— Одного раза достаточно, спасибо. Но я предпочла бы больше никогда с тобой не встречаться!

— Сомневаюсь, чтобы ты действительно хотела именно этого.

Его голос чуть охрип, и одну опьяняющую секунду он не сводил глаз с ее губ. А когда он снова встретился с нею взглядом, Джилли прочитала в его глазах сильное чувство. Но какое? Гнев? Страсть? Между ними существовали узы, порожденные близостью, — эти узы сохранились даже тогда, когда близости уже не стало.

Несмотря на все, что между ними было, — а может быть, именно благодаря этому, она знала этого человека так, как не знала больше никого — даже мужчину, который был ее мужем.

И Джек знал ее так же хорошо.

Он наклонил голову еще ниже.

— Или ударь меня, или поцелуй, Джилли. Ведь тебе именно этого хочется!

Под своей рукой она ощутила бешеный ритм его сердцебиения, жар его тела. Она попыталась высвободиться.

— Не обольщайся! Ты на меня не настолько сильно действуешь.

Он притянул ее еще ближе.

— Ты так и не научилась лгать, Джилл Лэнсинг.

— А ты — мерзкий сукин…

— Ну, так что ты выберешь? Ты меня ударишь или…

Он снова перевел взгляд на ее губы, и Джилл показалось, что она оказалась в эпицентре урагана.

Она пошевелила прижатыми к его груди пальцами, борясь с влечением, ощущая его крепкое жаркое тело.

— Я не хочу тебя целовать, — прошептала Джилл, но ее глухо прозвучавшие слова оказались до смешного неубедительными. — А насилия я не признаю.

Джек придвинулся к ней еще ближе. Ее руки оказались зажатыми между ними, но это не уменьшало контакта их тел.

— Ударь или поцелуй! — снова потребовал он.

Его губы были всего в сантиметре от нее. Джилл застонала от страсти. И боли. Ей действительно хотелось поцеловать его — так сильно хотелось, что она вся дрожала. Ей достаточно только чуть приподнять лицо, и она ощутит прикосновение его губ. Наконец-то, спустя столько лет! Она сможет вспомнить их вкус и забыть обо всем.

Забыть обо всем!

Так она жила пять лет тому назад. И теперь она снова собирается превратить свою жизнь в череду счастливых и несчастных дней. Джек Джейкобс причинит ей боль, как делал это и прежде.

Но теперь она должна думать не только о себе.

Ребекка!

Мысли о дочери, Питере и скорой встрече с адвокатом ворвались в ее ум и вмиг отрезвили ее. Она не может себе позволить забыть обо всем. Ей надо думать о Ребекке.

Джилл напряглась: