d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Взор его был проникновенным и высокомерным, но каким-то сочувствующим и родным… Шатенка увидела красивые черты лица, сдержанность, но терпимость. Гилберт отрицательно покачала головой и, отстранившись, села на стул.

— Я слишком много выпила.

Доберман усмехнулся, схватил девушку за руку, рывком заставляя ее подняться.

— Мы не закончили.

И он повел ее к выходу, крепко держа за руку и не давая никакого времени, чтобы одуматься.

4.

Тайлер проводил Мередит до выхода. Фелл в очередной раз провела осмотр подопечной своего друга. Остановившись в дверях, она резко обернулась и уставилась на Локвуда.

— Только не начинай о госпитализации, ладно? Мы оба знаем, что ей становится лучше.

— Черта с два ей лучше! — перебила женщина, стараясь, тем не менее, сдержать наплывы своих эмоций. Она знала о ситуации в доме Тайлера и привлекать излишнее внимание не считала нужным.

— Но температура же спала, — возразил парень немного расстроенно, — отеки сходят, боли уже не такие сильные…

— Мне не нравятся ее легкие, Тай, — на выдохе произнесла врач. — А ты еще ей дымить позволяешь как прокаженной…

— Осторожнее, — перебил Локвуд. — Не надо так… Дадно, я заберу у нее сигареты. У нее дерьмовый характер, но, думаю, мы смоем договориться.

Фелл выдохнула, открыла дверь, но выходить не спешила. Она словно решалась на что-то… Потом обернулась и все же произнесла:

— У нее душа болеет. А медицина тут бессильна…

Пожав плечами и оставив после себя флер недосказанности, девушка вышла. Локвуд закрыл дверь, вспоминая вчерашний разговор с матерью. Выходить болеющую девушку — одно, вылечить болеющую душу — совсем другое. И, кажется, Тайлер понял, что подписался на задание, которое еле-еле вытягивает. Он чувствовал себя обманутым, как какой-то артист, который не прочел информацию, написанную мелким шрифтом, и теперь пытается разобраться с навалившимися трудностями.

Но что начато, то нужно закончить.

Локвуд взглянул на книжечку, которую сжимал в руке, улыбнулся и быстрым шагом направился к Бонни.

Он закрыл за собой дверь минутой позже и, улыбаясь во все тридцать два зуба, плюхнулся на кровать рядом с Беннет. Девушка вздрогнула, но уже не возникала и не сердилась — она начинала привыкать к этому парню, который так трепетно к ней относится. И наслаждаться заботой, порой, бывает болезненно.

Она выдохнула, плотнее закуталась в плед. Лежа спиной к парню, она думала о том, что стоит к нему повернуться и хотя бы как дела спросить ради приличия. Но не могла. Думала, что от этого станет еще хуже.

Локвуд лег на спину, потом зашуршал страницами книжки.

— Я слышала вчера все, — произнесла Бонни, чувствуя дикую усталость и ни с чем не сравнимую слабость. — Мне лучше съехать… Всем станет лучше. Твоей матери, тебе, твоей девочке, которая ждет тебя…

— А тебе? — спросил он. Бонни легла на спину, решительно уставившись в потолок. Она стала пленницей собственных приоритетов, этой квартиры. Она стала пленницей этого парня, который никак не может вписаться в окружающий мир. Каждый человек занимает определенную позицию в этой безумной пляске… Но Локвуд танцевал и жил по-другому. Он выделялся. Он не подходил. И она — тоже.

— Конечно, станет.

Он помолчал с минуту, а потом вновь вернулся к своей книжке.

— Я вот тут Уайльда нашел. Оказывается, он и поэтом был… А я его только по одному роману знаю! Хочешь, вслух прочитаю?

— Нет, — тут же оскалилась Бонни, снова выпуская свои шипы наружу. Ей, и правда, не хотелось ни стихов, ни разговоров, ни заботы. Тайлер костью в горле мешал, и его излишнее внимание снова стало сводить с ума.

В комнате было темно. Слез и сил не осталось. Девушка смотрела в потолок, чувствуя сумасшедшую тоску… А еще она поймала себе на мысли, что совершенно забыла о Елене, что и та, в свою очередь, не объявляется. Вот тебе и шарм дружбы: сплошной брак, украшенный вынужденной взаимопомощью и фальшивыми обещаниями.

— Не люблю я книги. Они пригодны лишь для конкретного контекста. Никогда не помогают.

— Зато помогают абстрагироваться. Знаешь, это лучше сигарет. Здоровье не сажают, по крайней мере.

Мулатка усмехнулась, закрыла глаза, решив показать, что она не настроена сегодня на беседу, что ей плевать на стихи Уайльда, на абстрагирование и на то, что сигареты вредны. Она хотела тишины и единения с собой.

Локвуд редко когда замечал такие знаки.

— Тебя надо с моей подругой свести, — решила сказать девушка напоследок. — Она мне говорила то же, что и ты.

Беннет отвернулась. Душевная тоска разрасталась, и с каждым днем находиться в пределах этой квартиры становилось все невыносимей и невыносимей.

Нужно забыть. Многие ж люди после детских, психических травм продолжают же нормально жить. Заводят семьи, рожают детей и дышат, дышат, дышат! Или кино — лишь красивая ложь, которую мы видим на экранах? И если это так, если книги пригодны лишь для конкретного контекста, а фильм построены на лжи, то не остается больше ничего, кроме сигарет и сожаления. Считайте это цинизмом, но контраргументов что-то больше не находится верно?

Она услышала, что Локвуд завошколся. Он лег на спину и стал листать страницы книги.