— Живее всех живых. Стоит руками машет. Не слышно, что говорит. Ругается вроде.
— Сейчас буду. Без меня наружу не выходить, дверь не открывать.
— Я и не собирался. Он при ружье. Бронестекло, конечно, не пробьёт, но мало ли.
Ещё дождевик не лёг поверх не до конца высушенной верхней одежде и броннике, как у моего купе уже стоял Сергеев с половиной группы военных.
— А вы чего навострились? Я команды не давал, — напомнил я.
Сергеев хмуро ответил, напоминая:
— Я перед Русланом Тимофеевичем честью клялся, что адмирал доедет до анклава в Хабаровске живой. Если та ситуация с гранатомётом была для нас несколько неожиданна, то теперь вас никто в бой первым не отпустит. Я ясно выразился, товарищ Громов? Чудить больше не станете? Или вас связать, чтобы наверняка?
— Не стану, если не придётся. Идём, майор.
Быстро пробравшись до паровоза, мы, толкаясь с Кузьмичём, несколько мгновений вглядывались сквозь бронированное стекло на суетливого тощего деда, который никак не желал успокаиваться и упорно махал руками и двуствольной винтовкой. Был этот дикий странник стар, до невозможности худощав. Из-под капюшона торчали длинные седые пряди, а лицо походило на высохший сухофрукт.
За плечами старика висел объёмный потёртый рюкзак. Из-под плаща торчало дуло ещё одного охотничьего ружья. Одноствольного.
Я отодвинул Сергеева и потянулся к щеколдам на двери. Взгляд упал на счётчик Гейгера в углу, стрелка показывал допустимый радиационный фон за бортом. Щеколда отодвинулась вбок, дверь отворилась, и сердце ускорило ход. Чёртов холодный дождь.
Майор всё же позволил мне вылезти первым, но тут же с ребятами выстроился передо мной с автоматами наперевес, защищая грудью от незнакомца, и прочих возможных угроз.
— Привет, дед. — Обронил я. — Хочешь разговора — убери ружьё. У меня ребята нервные. Пристрелят, потом спросят, чего хотел.
— Вы куда прёте? — вместо приветствия огорошил всех дед хриплым баритоном. Ружьё он всё же убрал за плечо. — Вы на этой железяке в эпицентр попасть хотите? Весь Уссурийск в радиации! Наглотаетесь и подохните. Почём зря.
— Каков радиационный фон? Ты был там? Счётчик есть?
— Да уж хватит, чтобы сдохнуть. — Выпалил дед, сверля взглядом то меня, то Сергеева. Затем без дальнейших слов зашагал в сторону леса, пытаясь быстро раствориться в дожде. Видимо посчитал своё дело сделанным — предупредил. А поезда такие до Войны каждые десять минут ездили. Эка невидаль.
— Погоди, дед. Куда ты? — Рванул я следом. — Нам же надо провести состав через часть Уссурийска. Ты брёл по рельсам? Целые? Ну, скажи ты хоть что-нибудь!
Дед повернулся, зыркнув тяжёлым взглядом. Приоткрытый рот был без половины зубов.
— Какие тебе рельсы, когда корыто ваше железное так радиацией пропитается, что жить не захотите. Ну, какие? Ты Таранова слушай. Таранов дело говорит! Подохните все, и хоронить некому будет! А ежели тебе кто другое скажет — его не слушай. Таранова слушай. Таранов дело говорит — сдохните!
— Да вот хрена с два! Законсервируем и проскочим! — Я схватил его за рукав, останавливая от новой попытки убежать в лес. — Расскажи ещё!
— Скажи, расскажи. — Передразнил дед, отдёргивая рукав. — Таранова слова на вес золота!
— Так поменяй информацию. — Повеселел я, понимая, к чему он клонит. Мир поменялся, но товарно-денежные отношения никуда не делись. — Бартер? Да?
— А чёрт с тобой, — Махнул рукой дед. Глаза загорелись жаждой наживы. — Неси тушёнку. И расскажу тебе всё, что знаю. Взаправду расскажу. Таранов не обманывает.
Он походил на безумца, но ничего в нём не настораживало. Обычный спятивший дед. Нормальные люди кончились. Понятие нормы давно ушло за пределы понимания психотерапевтов.
— А вот и принесу, — тут же пообещал я. — Но какого рода твоя информация? Стоит ли тушёнки? Может и воды из этой лужи не стоит. — Я кивнул на грязную канавку.
— Э, нет. Я половину Уссурийска излазил. — Напомнил седой сталкер, чья фамилия вероятно и была Таранов.
— Да как так излазил, если в радиации город весь? — Хмыкнул я, присматриваясь к деду.
— А так и лазил, что в костюме своём, — тут же выпалил дед.
— И где он?
На Таранове была только одежда и самодельный дождевик, сшитый из целлофановых пакетов. Разве что капюшон был более прочным на вид, чем весь костюм.
— Да звери подрали. Дикие стали, бросаются. Мне-то только костюм, а вот ребятам со мной меньше повезло. Загрызли всех. — Он говорил без интонации, но словно выплёвывая из себя слова.
— Обожди немного, дед. Я человек, живущий в коллективе. Посоветоваться с народом надо. — Обронил я, отходя к Сергееву.
— Агась, советуйся. — Ответил дед и застыл монументом.
Я отошёл к ожидающему отряду. Ребята напряжённые. Ждут подвоха, постоянно оглядываются. На стрёме.
— Что думаешь, майор?
— Да мутный какой-то дед. Тушёнки ему ещё… может, так информацию вытащим? Методология отработана. — С ходу предложил Сергеев, не особо раздумывая над словами под холодным дождём.