Пока команда и боевые подразделения грузились в вагон, я потихоньку подошел к Седыху, и, для порядка кашлянув, поинтересовался:
— Э-э … Руслан Тимофеевич, ты в адмиралы меня за что? Сдается мне, не по заслугам.
Наш предводитель хмуро ковырнул меня взглядом, и снова отвернувшись и наблюдая за «погружением» экипажа в розовый вагон, довольно мягко заявил:
— В натуре, мля, не по заслугам, Василь Саныч. Ты чё за хрень сейчас нёс с эстакады, а? Всех детишек обратно вернешь? Головой то думал?
— Ну, я обещал постараться и только. Что плохого то?
— Да то, что обещать надо, если сделаешь. Не буду каркать, но вас на первом же повороте могут или мутанты почикать или с рельс сойдете. Ты понимаешь хоть, голова старая, что не только матерям пообещал сыновей вернуть, но и самим этим «сыновьям» внушил надежду зряшную? Щас твои автоматчики, прежде чем в бой кидаться думать начнут, что вернуться домой им надо. Дурак ты!
Надув щеки, я шумно выдохнул.
— Ву-ух, — сказал я. — Ладно, Тимофеич. Что дурак, я понял. Да что там, я всегда это знал. Ты адмиралом меня на кой хрен назначил?
— А что я, по-твоему, представителем анклава к хабаровчанам сержантишку вшивого зашлю?! — вспылил, наконец, Глава. — А старшими офицерами в отряде ты как командовать собрался, хрен моржовый? Интересно будет посмотреть, с какой охотой тебя будут слушать старлеи, капитаны и прочий грёбаный майорат. Вроде седой уже, Громов, а всё балбес! Железнодорожник, твою мать! А?!
В тот момент я впервые за минувший год густо покраснел.
— Бэ, — огрызнулся я наперекор диктатору и тирану. Тот был немногим старше меня по возрасту и наше «ровестничество» давало мне невероятные преимущества по сравнению с молодыми жителями анклава. — Ясно, васьпревосходительство. Всё понял.
— Отвечай «есть», — пробубнил Седых.
— Есть! — Отчеканил я.
— Пшёл вон! Хотя нет, постой… — Седых помолчал. — Вась, что ж мы расстаемся с тобой так глупо-то? Двадцать лет назад, помнишь? Старый мир, старый город, помнишь? Мы с тобой!
— Ага… Юность, бабы. Цивилизация!
Глава помрачнел.
— В общем, не борзей. Ты и правду перед людьми глупость сейчас сморозил. Но это неважно сейчас, понимаешь? Возвращайтесь… ты понимаешь? Вы должны вернуться обратно. Мы будем ждать вас. Я буду ждать.
Глядя в красные, мутные глаза «диктатора» я понял, что он хотел сказать. Молча шагнул и обнял. Так и стояли два старика на перроне. Подземном перроне гружённого патронами бронесостава.
Атомный рейд — начался!
Гудок третий
…Паровоз не боится ни быстрой езды, ни высокой форсировки котла. Паровоз боится только невнимательного обращения, плохого ремонта и ухода…
Тяжёлые стальные врата цеха медленно отворились. Паровоз утонул в свете солнца, ярко светящего с небосвода. Добрый знак. Ни тучки. Порывы ветра с севера очистили пространство над морем. Восточного ветра, гибельного и страшного, несущего на побережье радиацию и кислотные ливни, в этот день не было.
Господи, как мы давно не видели яркого солнца! Всё больше низкие серые тучи, серый мир, грязный, ядовитый снег. Но сейчас приборы показывали, что в кой-то веки можно подышать на поверхности полной грудью. Ребята на вышках с самого утра торчали без респираторов.
От солнца с непривычки защипало глаза, навернулись слёзы. Все защурились, прикрывая лица руками. На улице плюс два-три градуса. Конечно, совсем не та весна, что бывала раньше, но, по крайней мере, не придётся каждый сантиметр рельс ото льда освобождать. Народ расчистил нам пути до последних вышек, а дальше оттепель неплохо справляется с работой. Снег отступает, рельсы показали металлические шляпки, пусть пока и не видно шпал, но тоже ничего.
Несмотря на «невозможно» высокую в последнее время температуру, пограничники наши по привычке стояли в тулупах, валенках и зимних шапках.
Паровоз выдал порцию пара, и я поспешил к переднему входу в состав. Там пожилой машинист Амосов или Кузьмич, как для всех в анклаве привычнее, уже понукал помощника Тая, без устали орудующего с лопатой для поддержания жара в топке. Надо было к хламу подкинуть хоть немного угля, чтобы красиво тронуться с места. Люди должны были видеть, что ход мощный.
Я вскочил с перрона на поезд, ухватившись за руку машиниста без всякой ступеньки. Наш единственно опытный проводник был для своих лет — а был он ещё старше меня — крепок телом. На зависть многим Кузьмич держал себя в отличной форме. Усмехнувшись в бороду, он кивнул, как будто отвечая на незаданный вопрос, и дал гудок.
Крики одобрения прокатились по всему цеху. Я и сам ощутил, как от сердца немного отлегло — поезд едет. Уже неплохо. Теперь самое простое: доставить его из пункта «А» в пункт «Б». Как в школьной задачке для младших классов.
Колёса, ощутив тягу, медленно сдвинулись с места, и поезд неспешно тронулся.