Curriculum vitae

— Младореформаторы обещают, что теперь, если их пустить во власть, будет только лучше и никто обиженным не уйдет.

—Если их пустить во власть… — задумался командир, — то через некоторое время Сталина полюбят даже те, кто его сейчас ненавидит. Это — тоже вариант, но уж больно кровавый…

* * *

(*) На самом деле “Балтийский путь” состоялся на год позже, но для нашего повествования это не имеет никакого значения.

(**) Раз “Балтийский путь” у нас не в 1989, а годом ранее, то и рижский ОМОН пусть будет 1987 года рождения, а не 1988.

Глава 6. Необъявленная война.

2020. Гюмри.

—Тащ полковник, через десять минут приземляемся в Шираке! — вырвал Распутина из воспоминаний настойчивый голос техника АН-26М.

— А почему не в Эребуни? — встрепенулся Григорий.

Техник пожал плечами, мол, “не могу знать”, и быстрым шагом поспешил обратно на свое рабочее место.

—Твою ж маму… — прошипел под нос Распутин, откидывая голову на дрожащую обшивку, — и как теперь прикажете туда добираться?

На взлетном поле, среди медицинского транспорта Гюмрийского гарнизонного госпиталя, встречающего санитарный борт, инородным телом выделялся снежно-белый “Mercedes S W222” с армянскими номерами. Как только Распутин спустился на летное поле, из машины резво выскочил и подбежал к полковнику молоденький лейтенант.

—Товарищ полковник! Товарищ генерал приказал встретить и сопроводить до Звартноца! Билет забронирован, рейс через три с половиной часа, успеваем!

— Хм… Хорошо вы тут живете, — Распутин придирчиво осмотрел сверкающее транспортное средство, — “дорохо-бохато”!

—Это не наше, — смутился лейтенант, — утром взял напрокат. Генерал Ежов сказал, чтобы всё было по высшему разряду.

—Что? Неужто и билет забронирован в бизнес-класс?

—А как же!

—Ну тогда — по коням, не будем задерживаться!..

—Не сомневайтесь, товарищ полковник, довезу в лучшем виде! С ветерком!

“А парнишка-то — лихач, — подумал про себя полковник, вжимаясь в мягкое кожаное кресло на очередном повороте, — вон как красуется, кайф ловит от комфортной езды на хорошей машине. Что ж, с ветерком, так с ветерком. Как тогда, в пост-советском Ленинграде… Хотя нет, уже в Санкт-Петербурге…”

Сентябрь 1993.

Разбрасывая по сторонам ошмётки раннего мокрого снега, перемешанного с водой, отчаянно гремя поношенными железками, содрогаясь на ухабах и опасно кренясь на поворотах, по северному осеннему городу, погрузившемуся в вечерний мрак, летел РАФик “Скорой помощи”.

Грязные, давно не помнящие ремонта фасады домов на улицах разбитых фонарей сюрреалистично подсвечивались новомодной рекламой. На фоне “Лебединого озера” красовался придурок с бутылкой водки и репликой «я — белый орел». Выпячивал свой хрустальный бок “Абсолют”. Рекламу алкоголя сменяла порошковая радуга с радостной школотой: Инвайт, Юппи, Зуко. Кока-кола сражалась с Пепси. Исторические этюды банка Империал «До первой звезды…» сменяла навязчивая попугайная реклама приставки: «Денди, Денди, мы все любим Денди, в Денди играют все»…

В тусклом свете, падающем от очередного плаката с подмигивающим бородатым Распутиным и бутылкой одноименной водки в руке, расположился стихийный рынок — фирменный лейбл погрузившейся в хаос России, отстойник для огромного количества людей, не сумевших своевременно перестроиться и адаптироваться. На фанерках, фибровых чемоданчиках, клеёнках — домашняя утварь, книги, инструменты, новая и поношенная одежда, всякое барахло, вытащенное хозяевами из шкафов и с антресолей в надежде продать или хотя бы поменять на продукты…

Заработная плата научных сотрудников — 12 долларов при прожиточном минимуме 50, пенсии по старости и инвалидности — еще ниже. Среди молодых, работящих — лютая, бешеная безработица. Предприятия стоят. Если работают, то неполный рабочий день. В производственных кассах скребутся мыши. Оригинальное «ноу-хау» — выдача заработной платы производимым товаром. Он тоже идет на стихийные рынки за полцены, треть цены и ниже… Населению тупо нечего есть! Сосиски с макаронами — праздник. По сравнению со скудным 1991 годом, в 1992 потребление мяса, молока, рыбы сократилось в разы. Среди буйства “новых русских” периода первичного накопления капитала — голодные обмороки и самоубийства не вписавшихся. Безысходность..

“Скорая помощь”, не снижая скорости, пролетела мимо шеренги вынужденных коммерсантов. Талая вода и мокрый снег из-под колёс с шипением окатили людей и разложенное на земле барахло. Никто не успел ни отвернуться, ни даже возмутиться. С покорностью обреченных вчерашние “строители коммунизма” стряхивали с себя грязь, обтирали рукавом товар и снова застывали чёрными изваяниями на фоне алкогольной рекламы.