Cure Te Ipsum (СИ)

— Жалко. Ерунда, — вздохнула Эля. На нее синхронно оглянулись и Саня, и Лара. Посмотрели друг на друга.

— А ты хотела огнестрел, что ли? — осторожно поинтересовалась Лариса. — Радуйся!

Новенькая смолчала в ответ, но очевидно стало, что бабулю с давлением она за большой медицинский подвиг не считала.

Максимыч завел машину.

— А почему врач сзади, а фельдшер спереди? — выдала Эля. Лара посмотрела на нее с явным отвращением во взгляде.

— У меня ноги туда не влезут, — добродушно пояснил Саня, — а Ларка мелкая. Максимыч, ты в медсанчасть заедешь завтра? Там какие-то стулья ненужные были, говорили забрать.

— Заеду, заеду…

— Саня, что-то я чемоданчика не найду, — вдруг заметила Лара, устраиваясь поудобнее спереди, — а ты аптеку-то собрал? Я только детскую вижу.

— Взял. А это хирурги покупали, оставили что-то.

— Тут три коробки зеленки.

— Нет, не там. Эля, уберись отсюда! — Саня скрылся под носилками, что занимали большую часть свободного пространства. — Лара, детка, тут твоего барахла на три сезона. Тазы какие-то…

— Это ящики для рассады.

— Сентябрь на носу, зачем тебе рассада? Нет, тут нету. А тут что? А тут шприцы… Эля, брысь!

Саня, продолжая ворчать, отыскивал в недрах буханки то запасы тушенки Максимыча, то изобилие дачных покупок Лары. Наконец на руках врача высилась целая башня коробок с лекарствами и перевязочными средствами. Такая же, только из синих чемоданчиков, наличествовала на коленях Эли.

— Это чо за бардак у тебя в тачке? Главный давно не вставлял люлей?

— Порядки наводить дома будешь. Литичка при тебе? Ну вот ее и будем кушать. Бабульке восемьдесят шесть, ей все эти сокровища зачем?

Незаметно добрались до улицы Двадцати Лет Октября. Лара всегда невольно кривилась: ведь, по сути, двадцать лет с революции — это тридцать седьмой год, эпоха жесточайших репрессий. Вот уже проехали сороковые дома. Немного помедлили, объезжая лужи на разбитой дороге — неподалеку строители парковали тяжелую технику. Фонари отражались в многочисленных лужах.

Саня с коробками и Эля с чемоданами сидели у носилок. Максимыч трепетно настраивал магнитолу. Лара бездумно смотрела в ночную осеннюю тьму, раскрашенную редкими фонарями и красными кронами кленов в их неровном электрическом свете. Стояла морось. Над речкой наверняка будет туман с утра. Даже ларек с сигаретами и тот весь в капельках дождя. Настоящая осень…

Внезапно завизжали тормоза, машину бросило вперед, Лара успела закрыть лицо руками, услышать визг Эли и смачный мат Максимыча:

-…твою налево, рессора!

И все вдруг померкло.

***

— Ларка! Ларка, ты жива?

Голос Сани вырывал меня из небытия очень настойчиво, хотя полежать еще хотелось. С трудом сфокусировав взгляд, я обнаружила над собой своего встревоженного друга, не менее испуганную бледную Элю и пасмурное серое небо…

Стоп. День? Это где я провалялась двенадцать часов? На улице?

— А Дэвла… Саня… — вышло хрипло, — Саня, что это было?

— Если бы я знал, — вздохнул он и подхватил меня под плечи, — давай, детка, приходи в себя. Нам тут без тебя никак не справиться. Тут лютый ад!

«Справиться» — последнее слово, которое я сейчас желала бы слышать. Я с собой сейчас не особо справляюсь. Особенно с левым запястьем. Видимо, сильно ударилась при аварии.

— Кто в нас въехал? — иного предположить не могла, Максимыч водит тридцать лет, и крайне при этом аккуратно, — что-то тяжелое? Жмуры есть?

— Да тут одни жмуры, — пробормотал Саня.

— Лара, мы куда-то попали, — это плаксиво вступила Эля, — посмотри вокруг!

Да. Это явно была не улица Двадцати Лет Октября. И вряд ли наш любимый Энск. Прежде всего, мы находились на открытом пространстве, и прямо передо мной высилась настоящая горная гряда. Вдобавок, было зверски холодно, дул пронизывающий ледяной ветер. Кроме ветра и гор, я обнаружила, что кроме нас, тут еще уйма народа, и все чрезвычайно плохо выглядят. Большая часть была абсолютно точно мертва.

Мутило от того, что мы видели, нехило. Но отчего-то, глядя на мертвые тела, я искала взглядом, возможно, неосознанно, выживших. Как будто ни на секунду не сомневаясь, что они найдутся.

Странное дело, мертвый человек почти всегда отличается от живого. Но когда речь о поле боя — а тут шла речь скорее о побоище — то спутать очень легко. Бело-серые лицами и в брызгах крови, все грязные. Все лежат в странных позах вповалку. Наверное, нет ничего ужаснее, чем умирать среди трупов, зная, что тебя просто не заметили, посчитав еще одним… вот там что-то шевелится, кажется.

— Э дей мури! Саня, — я с трудом начала подниматься, для чего сначала пришлось перекатиться и встать на четвереньки, — смотри. Там один живчик есть…

Саня дернул Элю и направился в указанную сторону. Рядом с собой я обнаружила сложенные коробки и два чемоданчика. Малодушно понадеялась на что-нибудь обезболивающее для себя. Не хотелось думать, что я уже очнулась, что кругом страшная реальность какого-то сумасшествия. Каким ветром нас занесло сюда? И если вокруг столько мертвецов, не грозит ли нам то же, что и им?