Crazy

— Я к нему ещё немного поклеилась… Да, Иван?

— Совсем чуть-чуть.

— Вот, совсем чуточку поклеилась, поняла, что у меня клей не тот, и мы заговорили о тебе. Иван заговорил. Сначала он меня, вернее, всех нас мордой по столу повозил — за то, что устраиваем всякие идиотские развлечения за твой счёт, а ты нормальная девчонка (словно я сама не знала), и с тобой интересно. В общем, говорил, как адвокат. Только о твоём рисовании промолчал. А потом признался, что пообещал тебе найти способ, как избавиться от этих твоих заморочек.

Я глянула на Ивана. Он медленно опустил веки: «Послушай, не перебивай».

— Короче, мы с ним стали думать вместе. Пока Ивана не осенило. Романов, колись, откуда всё пошло.

— От отца. Мы болтали о разных необычных случаях, и он вспомнил, как где-то читал, что сильная эмоция может излечить даже неизлечимого человека. В общем, жили в одной деревне мать и дочь. У матери, после того, как во время войны на её глазах фашисты убили мужа, отнялись ноги и голос. Никакие врачи ничего сделать не могли, но дочь всё время искала способ. Подробности отец не помнил, да это и не важно. Важна сама суть. В общем, нашелся человек, который понял, что мать болеет из-за нервного потрясения. Он подговорил людей, они надели на себя фашистскую форму, свастики там, автоматы… Ночью ворвались к матери в дом и у неё на глазах стали избивать — понарошку, конечно, — дочь. И вдруг эта женщина как закричит: «Доченька!», как бросится под приклады, чтобы защитить. Ну, ясно, ей объяснили, что просто её развели. Зато она полностью выздоровела. Такой способ даже научное название имеет.

— Жестокий способ.

— Аль, жестокий. Но до меня дошло…

Юлька дернула Ивана за руку.

— Стой, не отнимай у меня хлеб. В общем, Аль, Иван понял, что тебе нужна хорошая встряска. Шок. Нужно довести тебя до такого состояния, когда уже без разницы, помыты руки, не помыты, лизнёт тебя собачка, не лизнёт. Мы стали думать, что бы такое изобрести. А после выставки к нам подключился Самарин.

— Ага! Я дома за компом сижу, вдруг братан-ботан как заорёт: «Тоха! Твою Дыряеву по „Культуре“ крутят!» Я примчался — опа-на! Точно, ты. Рядом с каким-то мужиком. Мужик распинается, а ты явно тупишь. Потом стали про твои картины рассказывать и показывать. Я офигел! Особенно от той, которую хотели в Париж увезти. Погнал Коляну звонить — его дома нет. А меня же прёт! Позвонил Юльке. Она мне на рот замочек — раз. Молчи, Антон, и вступай в наш партизанский отряд. Ну, я вступил, жалко, что ли?

— В общем, когда мы Антону проблему в общих чертах нарисовали, он сразу выдал: «Вы что, совсем тормозы? Дыряева же — по уши влюблённая! Поэтому всё — проще не бывает. Надо, чтобы никто в классе ничего не знал. Пусть дела идут, как шли, — фигово, иначе Алевтина начнёт подозревать, что с ней в игры играют. Ты, Юлька, делаешь вид, что без ума от Ивана. Он пишет тебе записку. Ты „забываешь“ её в классе. Это Дыряевой так по мозге шваркнет — сама себя забудет, не то, что руки помыть». Мы с Иваном сначала на Самарина наорали, но потом подумали и согласились. Только решили, что в последний момент всё расскажем классу, чтобы за тобой было кому следить — каждый шаг… на улице, по телефону проверять…

— Зачем?

— Затем. Чтобы ты совсем не свихнулась и не придумала на небо улететь. Короче, мы назначили день, собрались у меня всем классом, распределили роли. Потом я тебе позвонила и вызвала в школу. Дальше ты знаешь.

— Нет, Юлька, стой! Как-то у тебя просто получилось! — в голосе Самарина слышалась обида. — А посмаковать? А рассказать, как я из-за угла наблюдал за твоим с Иваном развратом? Как Дыряева в телефонной будке по стенке сползала. Слушай, Аль, тебя когда потом к мосту понесло, ты что, действительно меня не видела? Я даже и не скрывался. Ты, как зомби, прёшь, я — за тобой, в открытую. Во, струхнул! Вокруг — никого, а эта дура через перила лезет. Такой план срывает!

Я примерилась и дала Самарину подзатыльник. Слабенький получился, но ничего, окрепну, добавлю.

— Вот это по-нашему! Дыряевой виват!

— Нет, Самарин, не надо мне твоих виватов! — я посмотрела на Юльку. — Виват Плаксе. Юлька… она совсем не умеет плавать. Юль, прости, секрет выболтала. Скажи, это я тебя — в воду?

— Что, совесть мучает? Успокойся. Я… сама прыгнула. У нас какой вначале план был? Ты прибежишь, начнёшь на меня наезжать, мы с тобой подерёмся, кусками грязи пошвыряемся. Поэтому и речку-вонючку выбрали. В общем, чтобы тебе стало не до чистоты. Happy end. А ты вдруг, мать Тереза, мне всё прощаешь! Знаешь, как я растерялась? Весь план насмарку. Иван с нашими в сарае, посовещаться — никакой возможности. Пришлось импровизировать…