Copy-Paste

Егоров обессилено поднял голову и вытер заливавший глаза пот. За пятнадцать минут работы землекопом он вымотался и утратил всякую способность чему-либо удивляться.

'Катя. Вернулась'

Дышать было тяжко. Говорить – тем более.

– Ты. Чего. Тут?

Женщина оглянулась на навес – возле Ольги сидел Антошка и о чём-то с ней говорил.

– Я подумала… мы подумали, что лучше мы подождём лодку здесь. С тобой… – Катя быстро, излишне быстро поправилась. – С вами. Мельников обещал после обеда нас всех отсюда забрать.

Витька обессилено повалился на землю и, мысленно проклиная свой непрезентабельный вид, счастливо улыбнулся.

– А вот это, Кать, очень хорошая мысль.

Женщина ушла к ребёнку, а окрылённый Витя в пять минут закончил свою нелёгкую работу и, позвав на помощь Олега, похоронил ребёнка. Снова навалилась тяжесть.

– Слышь, Витя, – напарник тоже был мрачен и подавлен, – надо у детей узнать её имя и крест хотя бы поставить.

– Узнаем. Поставим.

Егоров посмотрел на свои обломанные ногти, на размочаленный об плотную землю меч и принялся рыть ещё одну, совсем маленькую могилку.

Похоронив (не закопав!) голову безымянного европейца, снятую с носа каноэ, Витя счёл свои дела на сегодня исчерпанными, облегчённо вздохнул и, кося глазом на мелькавших между пальм женщин, ринулся в море смывать с себя пот, пыль и усталость.

– Да… твою же мать! Красавец, ёкалэмэнэ!

Голый Витька сидел на мелководье, ругался в полный голос и яростно тёр бока хрустящим от соли песочком. Кожа горела огнём, вдобавок соль сильно кусала царапины, но всё равно – было хорошо.

– Морда битая, сам тощий, небритый… под глазом фингал, нос до сих пор опух… а она…

Егоров застыл, глядя за горизонт, и задумался над точным определением – а какая ОНА?

И опять прошляпил всё на свете.

Витя успел подумать о том, что Катя – совершенно точно лучшая женщина на всех Землях вместе взятых и что он её… но тут за спиной раздался тихий голосок.

– А я…?

Витька от неожиданности вздрогнул и его язык сам собой, отдельно от головного мозга выдал.

– А ты – самая лучшая девушка на свете и я тебя люблю!

Егоров с клацаньем захлопнул рот, покраснел и схватился за голову.

'Что я наделал!'

Потом он вспомнил, что вся одежда, включая трусы, постирана и сушится на горячем песке и он, Виктор Сергеевич, блин, Егоров. Сидит. Перед своей. Да! Чёрт возьми! Любимой. Женщиной! Голый!!!

'Ой-ёооо!'

От стыда хотелось провалиться сквозь землю. За спиной с минуту помолчали.

– Витя.

– А?

– Витя, давай я тебе спину потру.

На женщине не было ничего. Только горячая, несмотря на прохладную морскую воду, бронзовая кожа. И мягкие, податливые и солёные губы. И ещё одно море. Море нежности и заботы. Катя тщательно потёрла тощее Витькино тело пучком жёсткой травы и вымыла ему голову. Шампунем и пресной питьевой водой, которую она принесла с собой в бутылке.

– Не говори ничего Егоров. Молчи.

– А…

– Не сейчас. Антон рядом. Не сейчас. Мне пора…

Одуплился Витька минут через десять. Сначала он решил, что ему просто напекло голову, и Катя ему пригрезилась, но стойкий запах шампуня и пустая пластиковая бутылка на берегу доказали обратное.

– Аааааа!

Егоров подскочил и, подражая Тарзану, заорал от счастья, лупя кулаками себя по груди.

'Какое счастье, что вы, тётя Уля, летели этим рейсом!'

Дима выразительно переглянулся с Данияром. Тот возвёл глаза и показал ладони небу.

'Хвала Всевышнему!'

'Аминь!'

Чтобы они делали без татешки, Мельников представлял себе очень смутно. Если с мужчинами он ещё как-то, при помощи своих ребят, совладать мог, то что делать с холёными дамочками, с их непомерными запросами и раздутым самомнением (читай – понтами), Дима-сан и понятия не имел.

Ну не бить же их, в самом деле!

И вот тут то Улжан Галымовна и пригодилась. Отставной полковник МВД взяла всех скандалисток в такой крутой оборот, что те даже пикнуть не смели. Более того, уже через два дня все дамочки посрезали наращенные ногти и начали работать наравне со всеми, обустраивая лагерь и добывая пропитание. А к суровой начальнице они обращались исключительно уважительно – тате, едва не делая при этом книксен.

'Ну тётушка!'

Дима только что прибыл в свой лагерь, перевезя вторым рейсом пятерых последних обитателей Малой земли и груду сумок, пакетов и рюкзаков. Сдав весь алкоголь на хранение супруге, Сенсей осмотрелся. На первый, второй и третий взгляд, всё было в полном порядке. Люди закончили первый за всю неделю пребывания в новом мире, сытный обед, получив по увесистому куску рыбы, и теперь просто лежали под навесами, пережидая дневную жару.

Рыба, которую они нашли на лодке дикарей, была чудо как хороша. Белое мясо сначала было засолено, потом подвялено, а затем, по-видимому, немного подкопчено. Во всяком случае, на вкус это жирное мясо было восхитительным. Дима тоже получил свой кусок и с жадностью вцепился в него зубами.

'Голод – лучший кулинар!'

– Милый, – Надя, убрав три рюкзака с алкоголем в свой шалаш, подошла к мужу, – вот возьми. Это сплошной витамин 'ц'. По вкусу на лимон похоже.

На маленькой ладошке женщины лежала половинка плода, найденного в том же сундуке.

– Угу-м… как там дети?