Ритуал начался. Мое в нем участие ограничивалось одним единственным требованием: когда Бертран прикажет что-то сделать, надо немедленно, не задумываясь, делать. Поэтому я расслабленно сидел на все том же пеньке.
Над рисованным многогранником я увидел какое-то смутное шевеление. Магическое зрение ко мне возвращается что ли? Я посмотрел на чернокнижника и обрадовался — действительно! Пусть цвета тусклые и неясные, но я вновь вижу магию! А дальше будет лучше, уверен.
Бертран начал читать заклятие. Это было сложно. Возможно очень, возможно даже чересчур — я не уверен что могу четко произнести девятибуквенное слово, состоящее из одних согласных. Впрочем, это продолжалось недолго — вскоре согласные исчезли вообще, и мягко покачиваясь, чернокнижник что-то пел начерченной фигуре. Воск в чашках начал таять, и одновременно с тем над фигурой появились яркие огоньки, вроде желтых искр, собирающихся в красивые фрактальные узоры. Пение стало напряженнее, жестче, голос Бертрана обрел какие-то особые нотки, особую пронзительность — каждый звук был словно выстрел из звуковой пушки, от него будто кости вибрировали. Воск на блюдечках уже кипел, и словно пытался вырваться из какой-то незримой клети. Бертран продолжал резко петь, а потом внезапно вскочил и, протянув руки к центру фигуры громко приказал что-то. С жутким шипением языки плавленого воска взвились в воздух, и ринулись вниз, упав точно в канавки, из которых состоял многогранник и стремительно потекли по ним к центру. Магические побрякушки начали реагировать — от одних шел цветной дым, от других искры, от третьих звук. В центре фигуры вспыхнуло зелено-голубое пламя, странное, словно стремящееся отвердеть.
— Натан, сейчас! Бросай травы в центр звезды!
Я резко сорвал мешочек с шеи и, поймав вылетевшую из него «куклу», метнул ее в кристаллическое пламя.
Трава вспыхнула, на миг мне показалось, что я слился со всем миром, а потом снова сжался в одну точку. Я рухнул на колени, где-то в районе солнечного сплетения пульсировала, зарастая, сосущая пустота.
— Вот и все, — Бертран устало упал на землю. — Красивая штука получилась?
Я посмотрел. В центре застывшей восковой звезды стоял сине-зеленый кристалл, в котором застыл сгусток тьмы. Вглядываясь в него, я видел проступавшие в его глубинах багровые картины. Я, поглощенный дикой ленью. Я, насмехающийся над Ромой. Я, собирающийся стегнуть Киру плетью боли…
Я отвел взгляд и, последовав примеру Бертрана, лег на траву, устремив взгляд к звездам. Мне еще никогда не было так мучительно стыдно.
Раздалась музыка, знакомая, я определенно слышал этот мотив раньше. Оказалось, что Бертран музыкант, а заспинная сумка, которую он носил содержала в себе дорогой синтезатор.
Я вздрогнул, вслушиваясь в незамысловатые слова. Показал весь мир и подарил?
Не может быть… не может же такого быть?! Почему эта песня? Почему сейчас? И почему она настолько подходит?!
Я нервно рассмеялся, стараясь отогнать мысль, появившуюся в голове. Но… лучше спросить!
— Бертран, как ты почувствовал, что тебя искал медиум?
— Я сам немного медиум. Как и все чернокнижники, вообщем-то…
Он говорил еще что-то, но у меня в ушах шумела кровь. Это знак? Возможно… слишком верно, слишком подходит…
И ведь Кира права… какое право я имею распоряжаться чужими жизнями по своему усмотрению? Я ведь даже не пытался понять ее. Только самодовольно поучал, показывал жуткие примеры… какой же я идиот!
— Ладно, что ж. Не надо терять времени, — Бертран поднялся, убрал синтезатор в футляр. — Этот кристалл, можешь забрать его себе и поставить на полку, можешь закопать где-нибудь подальше. Главное — его нельзя уничтожать. В нем заточена твоя смерть.