Coda in crescendo

Тогда, девять лет назад, Сайра еще не добрался до поста следователя по особо важным делам, подвизаясь в роли мальчика на побегушках при важных родовитых чиновниках. Они с Конэко, через три или четыре декады собиравшейся родить первенца, встретили миг Первого Удара под звездами на высокой террасе храма Киёмидзудэра, откуда открывался великолепный вид на залитую огнями вечернюю Кионару. В тот момент они стояли на террасе, смотрели на город и светящийся теплыми фонарями торговый квартал, окружавший дорогу к храму. Сайра одной рукой обнимал жену за плечи, второй любовно поглаживая ее выпуклый живот, и Конекэ застенчиво и радостно улыбалась ему в ответ — а несколько минут спустя он, захлебываясь слезами и задыхаясь от собственного непрестанного воя, нес ее тело на руках по улице, уже не казавшейся уютной и радостной. Ужасная боль разрывала сердце, и переливающееся кошмарной радугой небо, откуда навсегда пропали звезды, словно насмехалось над ним гримасами жестоких клоунов. Панически мечущиеся в темноте толпы; трупы под ногами, на которые он наступал, не осознавая того; мечущиеся языки пламени от занявшихся пожаров; вопли затоптанных и раздавленных людей… Гигантский авиалайнер, взлетавший над городом, объятый огнем после взрыва реактивных двигателей, рухнул в четверти цулы от старого королевского дворца, убив больше четырехсот человек, пассажиров и невезучих горожан, и зарево от устроенного им гигантского пожара металось над городом, отражаясь в клубах дыма, вздымающегося к свихнувшемуся небосводу.

Несколько дней спустя, когда воплощенный кошмар все еще не сошел на нет, но уже поддавался хоть какому-то контролю, Сайра получил урну с прахом Конэко и своего нерожденного ребенка. Вернее, усталый сотрудник крематория выдал ему урну, где значилось ее имя. Но в те дни было не до надлежащих церемоний. Мертвые тела сжигали в печи по нескольку за раз, не разбирая родовитости и богатства, и их пепел смешивался в урнах, выдаваемых безутешным родственникам. Сайра развеял прах над тем же прудом, у которого они познакомились. Он не молился: его оледеневшее сердце навсегда закрылось для богов, существовали ли они на самом деле или нет. И не только для богов: его жизнь больше не скрашивала ни одна женщина — ни жена, ни любовница, ни даже проститутка. Его чувства умерли. Остались лишь ледяная рассудительность и угрюмая ожесточенность, с которой он вложил всего себя в карьеру.

Его ценили за острый ум и лояльность. Он никогда не предавал и всегда держал слово. Он не стал ничьим постоянным приспешником, заключая формальные и неформальные контракты и честно их выполняя. Он продвигался по карьерной лестнице, оставаясь в хороших отношениях со всеми важными персонами, и даже неизбежно наживаемые враги платили ему дань уважения. Пользовавшиеся его покровительством могли быть уверены: заплаченные деньги возвращались сторицей. Ему доставляло холодное удовольствие влезать в хитросплетенные интриги соперничающих кланов и родов и брать за горло каменной хваткой, унижать, смешивать с тюремной грязью тех, кто хапал не по чину, использовал наемных убийц, пользовался властью для насилия над детьми и женщинами… Но чем дальше, тем чаще он задумывался: зачем? Ради кого он живет и работает? Только ради себя самого?

Жесткий и даже жестокий, спокойно-рассудительный и неуязвимый для эмоций, нынешний следователь по особо важным делам ни капли не походил на молодого человека, встретившего ночь Удара на террасе древнего храма. Прежний Сайра Моямару умер вместе с Конэко. Что сказала бы сама Конэко, увидев его нынешнего?..

Окончательно утонуть в меланхолии ему не позволили. Бесформенное темное пятно бесшумно шевельнулась на земле среди таких же теней, вытянулось вертикально и превратилось в человеческий силуэт. В полумраке беседки встрепенувшийся Сайра с интересом наблюдал, как из поверхности гладкой, словно отшлифованной статуи всплывает одежда: обычные короткие штаны, халат и сандалии. Несколько секунд — и перед ним стоял человек, по виду разносчик лапши, лудильщик или бродячий плотник.

— Интересная у тебя манера приветствовать гостей, Сайра-тара, — с раздраженной иронией в голосе произнес гость. — Меня ведь не пустили в дом по твоему приказу?

— Да, Камилл-атара, — кивнул следователь, поднимаясь и кланяясь. — Добрый вечер. Приношу свои извинения, но мне требовалось наглядное подтверждение, что ты — действительно ты. Я и так внезапно сорвался с места по простому телефонному звонку, и если вдруг оказалось бы, что меня разыграли или заманили в ловушку… Прости, атара, но у меня хватает недоброжелателей, а паладарскому дрону не составляет никакого труда проникнуть сюда.