Чжуан-цзы

— Животные, питающиеся травой, не страдают от перемены пастбища. Водяные твари не страдают от перемены воды. При небольших переменах и те и другие сохраняют великое постоянство своей природы. Да не войдут в тебя ни радость, ни гнев, ни печаль, ни веселье. «Поднебесный мир» — это то, в чем все вещи едины. Постигни это единство, и сам ему уподобишься. Тогда твое бренное тело станет для тебя как пыль и грязь, а жизнь и смерть, начало и конец, станут как день и ночь. Тогда ничто на свете не нарушит твой покой, и всего менее — мысли о приобретениях и потерях, о счастье и несчастье. Ты отбросишь свой чин, словно стряхнешь с себя грязь, ибо ты поймешь, что все ценное — в нас самих и оно не теряется от перемен нашей жизни. К тому же, если мы никогда не достигаем предела в бесчисленных превращениях мира, с какой стати какое-то одно из них должно волновать нас? Муж, претворяющий Путь, свободен от этого.

— Свойствами своими, учитель, вы равны Небу и Земле, — сказал Конфуций, — но вы прибегаете к возвышенным словам, дабы побудить других совершенствовать свое сердце. Кто из благородных мужей древности мог обойтись без этого?

— Это не так, — ответил Лао-цзы. — Когда вода течет вниз, она сама ничего не делает, ибо стекать вниз — ее природное свойство. Высший человек не совершенствует свои свойства, но люди не отворачиваются от него. Вот и небо само по себе высоко, земля сама по себе тверда, солнце и луна сами по себе светлы. Что же им надлежит совершенствовать?

Конфуций ушел от Лао-цзы и сказал Янь Хою: «В познании Пути я был подобен червяку в жбане с уксусом. Если бы учитель не снял крышку, никогда бы не догадался я о великой целостности Неба и Земли!»

Вэньбо Сюэ-цзы, направляясь в Ци, остановился на ночлег в Лу. Люди Лу хотели повидаться с ним, но Сюэ-цзы сказал: «Это невозможно. Я слышал, что благородные мужи Срединных царств сведущи в исполнении ритуала и долга, но невежественны в познании человеческого сердца».

Побывав в Ци, Сюэ-цзы на обратном пути вновь остановился в Лу, и люди Лу снова попросили его о встрече. Сюэ-цзы сказал: «Лусцы просили меня о встрече прежде и просят сейчас. Не иначе как они хотят поколебать мою твердость». Он вышел, принял гостей и вернулся в свои покои печальный. На другой день он снова принял гостей и снова вернулся к себе печальный.

— Почему вы возвращаетесь после встреч с гостями такой печальный? — спросил его слуга.

— Я скажу тебе, — ответил Вэньбо Сюэ-цзы. — Люди Срединных царств сведущи в исполнении ритуала и долга, но невежественны в познании человеческого сердца. Те, кто навещали меня, входили, словно по циркулю, выходили, словно по наугольнику, вид имели торжественный — точно я видел перед собой дракона или тигра. Они увещевали меня, как сына, наставляли меня, как родной отец. Вот отчего я так печален.

Конфуций повидался с Сюэ-цзы и вышел от него молча. Цзы-лу спросил:

— Почему вы, учитель, ничего не говорите об этой встрече? Ведь вы так давно хотели встретиться с Сюэ-цзы!

— Я-то с одного взгляда понял, что этот человек осуществляет в себе Путь. Словами это не высказать! — ответил Конфуций.

Чжуан-цзы встретился с луским царем Ай-гуном, и тот сказал ему:

— В Лу много конфуцианцев, а ваших последователей мало.

— В Лу немного и конфуцианцев, — ответил Чжуан-цзы.

— Как можно говорить, что их мало? Повсюду можно встретить мужа в одежде конфуцианского ученого!

— Я, Чжоу, слышал, что конфуцианцы носят круглые шапки в знак того, что они познали время Небес; ходят в квадратных сандалиях в знак того, что познали форму земли; подвешивают к поясу нефритовое наперстие в знак того, что быстро разрешают дела. Благородные мужи, постигшие этот Путь, едва ли носят такую одежду, а те, кто носят, едва ли постигли этот Путь.

Вы, государь, верно, полагаете, что это не так. Отчего бы вам не объявить по всему царству: «Те, кто носят такую одежду, не постигнув Путь, будут преданы казни!»

И тогда Ай-гун велел пять дней подряд оглашать такой указ, и в Лу никто больше не смел носить одежду конфуцианцев. Лишь один муж в одежде конфуцианского ученого остановился перед царскими воротами. Царь приказал пустить его во дворец, стал спрашивать его о государственных делах, и тот оказался неистощим в ответах государю.

— В целом царстве нашелся один конфуцианец. Вот это можно назвать много!

В местечке Цзан царь Вэнь-ван повстречал необычного рыбака, который удил рыбу, не имея крючка. Иметь крючок, не имея крючка, — значит обладать «вечным крючком». Вэнь-ван хотел взять его к себе и вручить ему бразды правления, но, опасаясь неудовольствия своих главных советников и старших родичей, в конце концов отказался от этого намерения. Все же, страшась, что народ лишится покровительства Неба, он наутро собрал своих сановников и объявил им:

— Ночью я, единственный, увидел доброго человека, с черным лицом и бородой, верхом на пегом коне с жемчужным копытом. Человек этот крикнул мне: «Поручите управление мужу из Цзан. Народ возрадуется этому!»

— Государь, то был ваш предок! — воскликнули воодушевленно сановники.