Чужой тогда в пейзаже

Места вокруг были печальные и сконфуженные, как собачья свадьба. Желтый лист лежал на траве, сизый глист досыхал в коровьей лепешке, небо голубело в ожидании подлетающих туч, мотались над бурьяном выцветшие за лето на слободском солнце лимонницы. Было чисто, но хмуро, как всегда в пейзаже, где под суглинком высоко стоит земная вода.

Уже пошло какое-то картофельное поле, когда в отдалении заприплясывала навстречу чья-то фигура, похоже даже, с котомкой. "Котомка тут неотъемлемое достояние путника, - подумал уходивший. - Снова старик. Если считать старовера, уже четвертый. А приплясывает, потому что хромой. Сколько же тут хромых! А Христос на огороде и вовсе одноногий. Линда правильно считает, что пугала - Христы огородов... Как думаешь, что она сейчас делает? - вдруг спросил он сам себя и сам себе ответил: - Бусы нанизывает, что ей еще делать?"

Встречный, приближаясь, и правда оказался стариком с котомкой. По месту он мог быть дедушкой Скворцовых, в детстве записанным в крепостные графов Шереметевых, а перед революцией видавшим на чистой половине отцова дома останкинских дачников - сперва Левитана, потом Ходасевича, а мог быть и смертью, в стариковском образе шкандыбавшей к столяру дяде Мише. А еще старик издалека почуял от встречного словно бы чесночный дух и подумал, между прочим, вот что: "Не-е-е... У нас тут нечистой силы нету. Ей евреи мешают. Бесам при русском человеке в самый раз... Он выпьет - Бога забудет, они его цоп! А еврея зацепишь, Господь рассердится - он же их самолично карает..."

Путники поравнялись. Линдин гость глянул встречному в глаза и сказал:

- Здорово, дедок!

Котомочный старик старых своих с влажными веками глаз не отвел, брякнул было "Здорово, корова...", но опомнился и, понимая, ч т о  говорит, ответил:

- Бог тебе, чуженин, навстречу - здравствуй и ты тоже.