Чужой - Свой

— Буду! Буду говорить! — при этом его голос ломался и дрожал, глаза были затянуты мутной пеленой боли.

Грозного фанатика уже не было, а был сломленный, захлебывающийся слюной, простой мужик, готовый выложить все, лишь бы избегнуть боли. Так я узнал, что все трое действительно являются полицейскими, но не из обычной полиции, а из отряда дознавателей, своеобразного подразделения политической полиции. Советник одолжил их для свершения мести у командира подразделения, своего хорошего приятеля. Кроме того, все они, полицейские, их командир и советник принадлежат к клану Баксе. На вопрос, что от меня нужно было советнику, он ответил, что тот хотел отомстить за нанесенное оскорбление.

— И как это должно было выглядеть?

— Гм. Унизить. Напугать. Заставить плакать и валяться у наших ног.

— И все? Даю еще одну попытку.

Дознаватель молчал, кривясь от боли.

— Знаешь, в моем мире есть поговорка, которую я для тебя немного переделал. "Каждый человек кузнец своего несчастья". Уловил суть? Нет? Почему-то я так и подумал. Придется провести с тобой еще раз практические занятия для лучшего понимания народного фольклора, — я вскинул руку, с зажатым в ней нейрохлыстом, словно для удара.

— Нет! Не надо! Ну, может ударить. Пару раз для острастки. Советник уж больно хотел отомстить. И все! Клянусь!

— Вот теперь я вижу, что ты говоришь правду. Вставай.

Глава 8

Я проснулся на кровати в одежде, в том положении, как рухнул на нее, как только вошел в номер. Сел на кровати. Несколько раз осторожно потянулся, повертел затекшей шеей. Потом стал вспоминать. События минувшей ночи теперь казались мне дешевой театральной постановкой. Нет, я сознавал серьезность положения, в которое попаду, если дело дойдет до властей Медеи, просто сама затея мести со стороны советника выглядела глупым фарсом. Но даже она объяснима и понятна, за исключением удара. Удара бича. То что случилось, было и так необъяснимым, но то, что оно в моем сознании ассоциировалось именно с ударом плети, делало его еще более непонятным. Я пытался напрячь сознание и память, пытаясь вспомнить, что чувствовал в тот момент, но даже малейшего намека на те ощущения не смог в себе нащупать, зато вдруг неожиданно понял что упустил из виду еще одну странность. Свое разбитое плечо. Оно не болело.

"Боль прошла еще тогда. На поляне. В тот момент…. То есть,… когда та волна…. Гм. Волна. Это я так себе представляю, а что на самом деле…. Но все это ерунда! Откуда этот феномен мог взяться?".

Спустя некоторое время понял, что мои попытки ничего не дают, так как я отталкивался от реального, а то что со мной произошло выходило за рамки обычного, даже при тех чудесах которые мне уже довелось увидеть в чужих мирах.

"Даже если подобное у них существует, то какое отношение к таким чудесам имею я? Все! Хватит ломать голову!".

Встал. Раздевшись, отправил испачканную одежду в утилизатор. Затем, заказав завтрак в номер, полез в душ. Не успев закончить с едой, как раздался вызов. Сердце противно екнуло.

"Сколь веревочке не виться, а совьешься ты в петлю".

— Слушаю, — как я не старался держать себя в руках, голос предательски дрогнул.

— Влад, здравствуй, — прозвучал голос Аттены. — Через два часа встречаемся в фойе отеля. Отправляемся на полигон. Не опаздывай.

Связь оборвалась. С невысказанным облегчением я выдохнул воздух, который до этого сдерживал в груди.

"Пронесло!"

* * *

Местный порт межконтинентальных перелетов явно уступал террянскому варианту. Если там царила тишина, изящество и тонкость линий, то здесь все выглядело намного грубее и примитивнее. Гул толпы, рев планетарных двигателей садящихся и взлетающих кораблей, непрерывные объявления, мелькание экранов с постоянно меняющейся информацией, все это выводило из равновесия и раздражало. Относительная тишина наступила, только когда мы устроились в салоне корабля. Сам перелет на противоположную сторону планеты, занял не больше десяти минут. Приземлившись, мы пересели в прозрачный, похожий на громадную каплю, транспорт, который, загрузившись пассажирами, стал постепенно подниматься в воздух, одновременно увозя нас от порта. Небо темнело прямо на глазах, наступал глубокий вечер. Повернувшись, я стал смотреть на приближающийся город, который рос прямо на моих глазах, постепенно заполняя все видимое пространство. Ажурные конструкции зданий, казалось, просто висели в воздухе, и как я не вглядывался так и не мог понять, как они стоят. Огромные башни корпусов сверкали на солнце неповторимой игрой красок, демонстрируя иной раз такие световые эффекты, что я беззвучно ахал от восторга. Внизу, под нами, расстилались улицы — гладкие и широкие. Золотые, красные, серебристые, ярко-зеленые фейерверки реклам взлетали вверх по стенам и замирали в воздухе. Наземный транспорт несся в несколько потоков в обе стороны. Наиболее красивое зрелище машины представляли на высокоскоростных трассах, где превращались в слегка размытые разноцветные полосы.