Чужой среди своих. Чужой среди своих

Он даже вместо того, чтобы нырнуть в спасительное нутро «коробочки», остановился и посмотрел, как бородачи умудрились воткнуть снятую башню на место крышки «светлого люка» на своем сухопутном корабле. И даже не удержался от вопроса:

— Не уж-то по месту село?

Бородачи покосились, но один ответил:

— Дык, «доп. вариант»! Не только по месту, но и все нужные подкрепления есть — спокойно стрелять можно!

Капитан покивал, соображая, что ему на руки попала совершенно стратегическая информация, и прикидывая в какую же задницу они влетели, пытаясь нахрапом вломится на эту планету. Но тут его отвлек другой бородач, хотя вместо бороды у него были шикарные усы, но не суть важно, и начал на карте показывать маршрут, которым стоит возвращаться назад. Глубокомысленно покивал, соглашаясь, что нарваться на обратном пути на мину после всего пережитого было бы действительно глупо, и нырнул в спасительную темноту «бэшки».

Впрочем темнота и покой внутри были относительными — через место, где была башня, внутрь падал столб света, а все присутствующие нагло тормошили капитана, кривляясь и крича ему что-то важное, но доходившее будто через толстый слой воды. А ему хотелось одного — свернуться где-нибудь на полу, и чтобы никто его не трогал, но все лежачие места были заняты ранеными…

Потом в руку сунули фляжку, которую он машинально выхлебал, поперхнувшись только на последнем глотке — в желудке и голове рванули две сверхновых, а из глаз брызнули слезы, но пузырь, в котором он до этого пребывал, лопнул и разом навалились все утерянные чувства. Ныл раздолбанный в хлам двигатель, зад неимоверно трясли погнуты оси, в дыру в потолке задувал свежий ветерок приносящий вонь горелых покрышек, а уши терзал рев личного сотава:

— Силен капитан!! — орал ему прямо в ухо сержант, от избытка чувств молотя левой рукой по плечу, вторая весела у него на перевязи, — Стакана полтора спиртяги выхлебал как воду — мелкими глоточками!!! А мы уж думали что хана тебе — ушел в себя и не вернулся! Да и видок у тебя, аж этих перекосило…

Тут сержант понял, что ляпнул лишнее и отвел глаза.

— А что то там с видом? — тут в поле зрения появился другой боец с аптечкой и сунул под язык какую-то таблетку. У Василия были сильные сомнения что лекарство стоит совмещать со спиртом, но он решил его не озвучивать, просто по той простой причине что следом боец вытащил из аптечки маленькое зеркало.

В нем отразилась вполне знакомая физиономия, вот только волосы, которые и раньше небыли избавлены от седины теперь радикально изменили свой цвет — на снежно-белый. И скрыть этого не мог густо лежащий поверх слой грязи.

* * *

А загадку, почему их просто отпустили, Савельев разгадал буквально спустя час. Как только немного улеглись треволнения, и стало возможным чуть-чуть спокойно подумать.

Все дело в том, что война это не только тупое уничтожение противника. Основные бои невидимы и ведутся скорее за души, чем за тела. Лишних десять трупов на фоне уже произошедшего, погоды не делали совершенно, а вот десять человек, вернувшихся назад почти из двух сотен, да еще не просто вырвавшиеся, а отпущенные…

В общем, такой маневр противника нес посыл пожалуй более разрушительный, чем простое поражение.

* * *

В принципе, в своих рассуждениях капитан был не так уж и далеко от истины. Не так далеко от него смешной пузатый человечек в этот момент развернул портативную антенну и через спутник сбросил на один из замаскированных командных пунктов директиву. Это было совсем не боевое распоряжение, а просто команда — разослать на всех обонентов очередной звуковой файл. В рамках ведения идеологической воны и поддержания боевого духа — на Прерии наступала вторая ночь войны, и надо было поддержать решимость колеблющихся.

Отметив получение собственноручно посланного фала, человечек открыл его и вслушался в звучащие в наушника строки песни:

Вечерний свет в горах погас,
в ущелье сыро и темно,
вода во флягах, как вино…
Война не понимает нас.

Пусть оставались мы не раз
в ущельях с ней наедине,
но ни на склонах, ни на дне
война не понимала нас.

На гребни высланы посты,
их поменяют через час.
Война глядит из темноты,
она не понимает нас.

А мы опять не жжем костры,
а мы уже не тушим глаз.
Война не понимает нам,
иначе б вышла из игры.

Вечерний свет в горах погас,
в ущелье сыро и темно,
вода во флягах, как вино…
Война не понимает нас.

Виктор Верстаков