В полированной поверхности двери шлюза мелькнула знакомая физиономия. У, скажем, котенка такой окрас вызывал бы умиление — угольно черная шкурка, белые носочки и перчаточки, несколько неправильных белых пятен на мордашке, придававшие серьезное выражение. Но капитан был идалту, а они на окрас обращают внимание только чтобы запомнить собеседника (рисунок пятен на шкуре, если она не однотонна, так же индивидуален, как отпечаток носа), из общей массы его выделяли разве что уши — не острые, а скругленные, будто у барса, но и это было в пределах нормы. Теперь вряд ли кто будет предаваться умилению от пятен на мордашке, если ее обладатель имеет рост метр девяносто, весит за сто, и в слишком узкие двери проходит боком из-за разворота плеч. Вырос котенок.
А вот на обсервационной площадке капитана ждал сюрприз. Обычно тут никого не было — привычки всех, а тем более лидера, были давно известны и в маленьком коллективе чудачества друг друга старались принимать с максимальным пиететом. Желает Кэп смотреть на звезды в одиночестве — все найдут на это время себе другие занятия. Каждый старался сберечь чужой покой как собственный, тем более, что тогда и к твоим желаниям будут относиться трепетно. Длительное пребывание в замкнутом объеме хищников, пусть и перешедших на всеядность, но очень недавно, это само по себе занятие экстремальное, чтобы еще и позволить себе невнимание к товарищам. Так что если кто-то решился на это, значит ситуация этого требует, и вместо того, чтобы привести в порядок собственную душу и мысли, придется проявлять чуткость по отношению к душе другого. Потому как это хрупкое равновесие взаимной внимательности действовало жестче и непреклоннее иных законов физики.
Правда, существовала еще одна вероятность — на смотровую мог прийти некто незнакомый с тонким внутренним миром стальной машины военного экипажа. Следующий шаг это подтвердил — в воздухе отчетливо чувствовался запах «сорокотравья», спирт практически не оказывал на идалту опьяняющего действия, чего не скажешь о некоторых травках из этой восьмидесятиградусной настойки. Значит, во-первых, это точно научник — экипаж и десант даже вне вахты старались себя держать в тонусе на случай резких изменения ситуации, а во-вторых, разговор предстоит серьезный, раз гость решил успокоить нервы традиционным способом. А на следующем шаге капитан узнал будущего собеседника и вздрогнул. На кораблях, с их системами контроля воздуха с многочисленными уровнями био- и прочей защиты, естественное чутье идалту постоянно давало сбои. Сложно было различать запах на фоне металла, искусственных материалов, работающей техники и мощной вентиляции, но не настолько, чтобы не узнать знакомого с шестидесяти шагов. Вид знакомых кисточек на торчащих из-за спинки кресла седых ушах уже ничего нового не прибавил — и так было понятно, что его удостоил разговора второй, а если понимать приказ буквально, то и первый по значимости лидер их стаи.
Кэп к разговору на высшем уровне готов не был. Но его никто не спрашивал. Оставалось только надеяться, что его замешательство не слишком заметно — капитан преодолел оставшееся расстояние спокойным шагом, не показывая, что он заметил чужое присутствие. Теперь ход за Профессором — по обычаю здороваться первым должен старший, если за минуту на него не обратят внимание остается тихонько удалиться, радуясь удачному стечению обстоятельств…
— Вы зря считаете меня чудовищем, молодой человек…
«Упс, сегодня похоже не мой день…». Была у профессора такая манера — начинать разговор с того места, где он был завершен в прошлый раз, будто и не расставались.
— Я прекрасно знаю, сколько горя стоит даже за маленькими цифрами статистики… Насмотрелся, знаете ли, и в молодости, когда видел результаты политических и научных ошибок собственными глазами, и позднее… Это, знаете ли, отрезвляет — когда видишь во что превращаются твои выкладки. Сейчас на Прерии идет процесс этногенеза… И вмешательство в него внешней силы, любой внешней силы… Поймите, это как роды — пока есть надежда, что все пройдет естественным путем… Да боль и кровь, но внешнее и чужеродное вмешательство даст только еще больше боли и крови… и только. У нас в кои-то веки появился шанс, что развитие пойдет в правильную сторону. И очень повезло, что именно тут шансы, что вмешательство произойдет, минимальны. Что скажете, молодой человек?
Можно было бы сказать, что собеседник явно передозировал успокоительное, судя по значительным паузам в изложении мысли. Многие думают, что подобное «лекарство» способно приглушить шевеление совести, но сильно при этом ошибаются — зубки этой безжалостной твари становятся только острее, а вот самоконтроль падет, и отбиваться от нее становится гораздо труднее. Вот только воспитание не позволяло сказать такое человеку старше тебя по возрасту, а уже немалый опыт камандования заодно и говорил — Проф все прекрасно знает это и сам, но раз все же поступил так, а не иначе — значит и тут запас прочности подошел к концу. Жаль, старик казался совершенно несгибаемым. Как утес. А вот поди ж ты…