Чужой среди своих

Сопровождать меня Ванька не захотел, а я… Честно говоря, вдохнув всей грудью неповторимый запах хлорки поверх наслоений мочевого камня и неделями не соскрябываемых остатков фекалий, быстро пожалел о своём любопытстве. Но найдя-таки свободную кабинку, оказавшуюся, как назло, по соседству с тужащимся мужиком, выдавил из себя несколько капель. А застегнув ширинку и увидев не вполне презентабельное состояние рукомойника и непонятной субстанции (очевидно, расползшегося мыла), я решил, что раз на руки я не ссал, то они у меня достаточно чистые! Покидал я эту обитель культуры так спешно, как только мог…

… правда, здороваясь с подошедшими ребятами, я чувствовал некоторую неловкость… Впрочем, увидев, как один из них непринуждённо ковыряется в носу, а после, небрежно обтерев палец о штанину, с озабоченным видом начал выковыривать из зубов остатки завтрака или ужина, я несколько успокоился.

К вещам такого рода я не то чтобы привык… скорее привык не замечать. Почти привык!

Не сказать, что народ здесь вовсе уж невоспитанный, но в общем и в целом… да! В таких вещах многое зависит от родителей и от окружения, а если оно, окружение, соответствует родителям, то…

… это ещё не самое неприятное.

А мириться с такими вещами приходится. Ровесников, плюс-минус год, в посёлке мало. Карапузов детсадовского возраста хватает, но детей чуть постарше увозят к бабушкам, дедушкам, тётушкам… если есть куда и к кому.

— Слушай, а как ты Кольку? Ну это… — косноязычно поинтересовался чернявый Володька из класса на год младше, неопределённо показав что-то руками. Его интерес поддержали, а я, не сразу поняв, что парней интересуют «приёмчики», показал им пару нехитрых уловок, зашедших «на ура».

— Здоровски… — освободившись, пропыхтел Володька, и началась весёлая и бестолковая щенячья возня, в которой я с удовольствием принял участие.

— Батыры! — окликнул нас Ванькин отец, — Пошли! Очередь подходит!

— Ага… — рассеянно отозвался Ванька, — щас! Вот так, да? Точно! Ладно, парни, давайте!

Большой предбанник с неровным бетонным полом проскочили быстро, подпихивая друг друга в спины, и вот — собственно раздевалка, выложенная мелким битым кафелем. Довольно-таки душно, влажно, и в то же время несколько прохладно. Маленькие оконца под самым потолком раскрыты настежь, и с их помощью, через клубы табачного дыма, обеспечивается несколько сомнительная вентиляция.

Да, курят! Курят так, будто пытаются накуриться с запасом, и наверное, так оно и есть. О вреде пассивного курения здесь в принципе слышали, но в принципе всем плевать…

— Двигай, — подтолкнул меня дядя Витя в сторону места, освободившегося на широкой лавке.

— Ага… — поспешно умостив тут зад, поглядываю по сторонам и начинаю раздеваться. Вокруг толкотня, чужие голые жопы, мудя, волосатые спины и ноги разной степени кривизны.

— Да черти полосатые… — страдальчески взывают иногда из толпы страждущих, — быстрее давайте одевайтесь! На улице будете лясы точить!

В ответ отгавкиваются, но особо не торопятся. После бани люди полны неги и покоя, и не хотят эту негу потратить раньше времени. Вот сейчас они выйдут, и ка-ак…

А самые нетерпеливые, это «как» уже разливают, и некоторые — загодя! Как они будут париться с алкоголем в крови… Впрочем, это их дело!

Раздевшись и встав босыми ногами на прохладный кафель, прошлёпал вслед за дядей Витей, вставая в короткую очередь в гардероб, держа перед собой одежду и веник, чувствуя себя неуютно с голой жопой посреди народа. Нет, так-то я стеснением не страдаю… но уж больно много вокруг людей, ещё чуть, и будет эффект трамвайной давки.

Пожилой мужик, с недовольным лицом приняв от меня одежду, повесил на металлический крючок, выдав взамен деревянный номерок с выжженными цифрами.

— Смотри у меня! — зачем-то погрозил он волосатым кулаком.

Отойдя, я с некоторым сомнением повертел его в руках, трогая разлохмаченный, какой-то вываренный шнурок с тремя узелками на местах обрывов. Ладно, плевать на эстетику… но можно хотя бы верёвочки поменять?!

Попробовал нацепить его на шею, но шнурок крепко застрял на ушах, и я, покосившись по сторонам в поисках подсказки, повесил его на запястье, перекрутив верёвочку и зажав её в кулаке. Вслед за дядей Витей, стараясь не отставать, хвостиком иду в помывочную, придержав следующему тяжёлую деревянную дверь.

Внутри очень шумно, влажно и скользко. Струи воды с шумом бьют в пол, то и дело кто-то с уханьем опрокидывает на себя шайку, многие громко переговариваются, перекрикивая друг друга и постоянно переспрашивая.

Пахнет хозяйственным мылом, распаренными вениками и мужским потом. Невкусно пахнет, как по мне. Вентиляция представлена всё теми же окошками, но справляется плохо, воздух не только влажный, но и определённо спёртый. Или это мне кажется? А, ладно…

Кафельные полы неровные, и мыльная вода кое-где струится мутными потоками по самую щиколотку. Хлопья серой мыльной пены пополам с грязью плывут, кружась и исчезая в водоворотах сливных отверстий.