Чужой среди своих

— Горько! — заорал кто-то, и молодые встали. На лице у невесты торжественное и какое-то тупое, жертвенное выражение. Жених дожёвывает что-то, держа в одной руке вилку с мясными лохмотьями. На жиденьких усишках, слипшихся и блестящих от жира, налипла какая-то дрянь.

— Горько-горько-горько! — начал скандировать народ, и молодожены соприкоснулись губами.

— Горько! Горько! Горько! — слова начали отбиваться отдельно, а не речитативом, — И раз! И два…

Дедушка, размахивая вилкой, скандирует вместе со всеми, не замечая, как изо рта вываливается полупрожёваная селёдка.

Наконец молодых опустили, и они уселись на свои места. Жених тут же накатил ещё одну рюмочку, и его решительно поддержал свидетель, мордастый, коротко стриженный парняга с огромными лапищами.

— … не как раньше! — улавливаю обрывок разговора пожилых женщин, сидящих напротив и чуть справа от меня, — Вот я, помню, замуж выходила, так потом простыню с утра вынесли, на оглобли, и в телеге по всей деревне! Зато все знали, что честной замуж вышла!

Женщина приосанилась, поведя плечами и как-то так сыграв лицом, что видно стало, для неё это нешуточный повод для гордости. На миг замираю, пытаясь переварить информацию…

— Да… да… да… — с частотой метронома кивает тем временем вторая, — всё так и было! Я и дочку свою так же замуж выдавала…

«— Фу ты, чёрт…» — меня начинает не то чтобы подташнивать, но аппетит пропал.

С одной стороны — дедок, чавкающий, роняющий изо рта еду и весьма неаппетитно обсасывающий селёдку дряблыми губами в обрамлении пожелтевших от никотина усов.

С другой — рассказы о милых деревенских обычаях, с пятнами крови на простынях, мазаньем навозом ворот и прочем, столь же архаичном и натуралистичном.

Поглядев на родителей, сидящих за столом для почётных гостей, осторожно посматриваю по сторонам. Нет, пока из-за стола никто не выходит… Вздохнув, давлю порыв уйти, с надеждой поглядывая на небо, но как назло, погода просто идеальная.

— Шумел камыш… — подперев голову мозолистой рукой с толстенными запястьями, завела тётка с обветренным лицом. Она пела, не обращая никакого внимания на остальных, для себя.

Несколько человек подхватили её почин, но настоящего хорового исполнения не случилось. Лишь собаки, крутящиеся неподалёку от столов и сходящие с ума от запахов съестного, начали подвывать.

— Горько!

— Горько! — подхватываю вместе со всеми, чувствуя, как начинаю не то чтобы понимать, но чувствовать атмосферу момента. Собственно, а какой у меня выбор?

— Дорогие молодожёны… — какая-то дама, встав с рюмкой, начала речь, долгую и избыточно кучерявую. Народ, изрядно подпивший, не особо вслушивается, говоря о своём или занимаясь пением.

Добравшись до сути, и пожелав молодожёнам счастливой семейной жизни, дама жахнула винишко и села на место, полностью удовлетворённая.

— А сейчас молодые… — давешняя дама, директор единственного в Посёлке очага культуры, задвинула сложную и очень «кудрявую» речь, где в противоестественном экстазе сплелась семейная жизнь, традиции предков и строительство Коммунизма.

— … свой первый танец! — закончила она, а я, за каким-то чёртом попытался понять, каким образом танец молодожёнов оказался вдруг связан с приближающимся юбилеем Советской власти, но так и не смог… Впрочем, остальным это было то ли понятно, то ли, что вернее, привычно, но во всяком случае, озадаченным никто не выглядит.

Дама продолжила говорить, а жениха тем временем водрузили на ноги, вытерли салфеткой лицо и что-то втолковали. Кивая излишне рьяно, парень подобрался, и, подал руку невесте.

Небольшой оркестр, составленный из членов местной самодеятельности, начал довольно-таки прилично наигрывать какую-то смутно знакомую мелодию, под которую молодые пошли из-за стола. Невеста, похожая в своём тюлевом платье на комок подсохших взбитых сливок, шла как в трансе.

«— Сейчас как дадут жару» — мрачно подумал я, заранее испытывая испанский стыд. Но нет!

Жених сумел на время мобилизовать невеликие оставшиеся силы, и, к моему удивлению, вальсировал более чем хорошо, уверенно и красиво ведя партнёршу. В той жизни сын одной из моих подруг занимался бальными танцами, и мне приходилось возить его на занятия, так что насмотрелся и кое-что понимаю.

Да и невеста, несмотря на мешающееся платье и пузико, прямо таки плыла в волнах вальса, став в эти минуты почти красивой.

«— Однако…» — озадачился, несколько пересматривая своё мнение о молодых. Оно у меня по-прежнему не комплиментарное, но…

После «Но» мой разум забуксовал, и, постановив для себя не подходить (по крайней мере — стараться!) к… хм, хроноаборигенам с мерками своего времени, я просто пожал плечами. Ну, вот так вот здесь…

— Счастливая… — слышу отчаянный девичий шёпот и поворачиваю в то сторону голову, стараясь не делать этого вовсе уж откровенно.

Две молодые совсем девахи, лет по восемнадцать, накрашенные ярко и неумело, не мигая, смотрят на вальсирующих молодожёнов. Неинтересные… или вернее — какие-то неухоженные, что здесь скорее норма. Так-то обычные в общем-то девахи.