Чужой мир

Немного успокоенная, я вернулась в комнату и вновь уткнулась в нетбук. Кажется, снова выдержка из диссертации.

«Цинфийцы нашли весьма любопытный способ снятия социальной напряженности. На улицах были поставлены огромные экраны, день и ночь транслирующие фильмы и сериалы. Спектр развлекательных программ так обширен, что может удовлетворить любой вкус. Возле каждого экрана собирается своя компания местных жителей, которая путем голосования решает, что именно будет смотреть.

Развитие индустрии масс-медиа обеспечило жителей новыми рабочими местами (режиссерами, сценаристами, актерами, съемочным персоналом) и частично разрядило ситуацию.

Интересно, что даже в вопросе выбора развлекательной программы цинфийцы демонстрируют активную гражданскую позицию. Проявляя живой интерес к жизни актеров и других публичных людей, они готовы на поразительную преданность кумиру, которая мгновенно испаряется, если объект восхищения совершает ошибку. Любой скандал, пятно на репутации может превратить любовь в презрение, и тогда карьере бывшего любимца приходит конец. Все проекты с ним подвергаются полному игнорированию. Изгою практически невозможно вернуть былую популярность.

Как мы видим, даже в этом вопросе четко проявляется редкое у других рас единство».

Я вздохнула. С каждым прочитанным словом я все больше понимала, что Алекс поставил передо мной крайне сложную задачку. Я не была уверена, что решу ее, поэтому иррационально злилась на цинфийцев. Чем сильнее я боялась провалить задание, тем большее раздражение у меня вызывали так называемые новые союзники землян.

– Варвары, просто варвары… – тихо пробормотала я, а потом решительно щелкнула по ярлыку языковой программы. Паниковать буду потом. На Цинфе.

Придется вспомнить цинфийский. Варвары они или нет, но язык у них, помнится, весьма любопытный.

✽✽✽

Я недовольно косилась на экран, силясь понять, как всего одна ошибка в символе смогла безобидно-позитивное восклицание: «Какой прекрасный сегодня день!» превратить в уныло-плаксивую жалобу: «Моя любимая цапля сдохла», когда оглушительный стук в дверь заставил раздраженно оторваться от языковой программы.

– Данишевская! Майя Данишевская!! Живая или мертвая, ты сейчас же откроешь мне дверь!

Я растерянно моргнула. Это голос Лиди или мне кажется?

– Данишевская!!!

Вряд ли это извращенная фантазия перетрудившегося мозга. До разъяренной Лиди в амплуа воинственной амазонки он бы не додумался.

Судя по ударам, подруга намеревалась снести с петель и без того не особо прочную дверь. Не то чтобы я была к ней нежно привязана (к двери, имеется в виду), но лишать свой дом хотя бы видимости защиты мне не хотелось, а потому я лихорадочно вскочила с постели. Уже на бегу окинула комнату быстрым взглядом и впервые за пять дней увидела ее без белесой пленки скачущих символов перед глазами. Покраснев, я торопливо стряхнула с незастеленной кровати крошки от крекеров и накинула сверху плед. Затем покосилась на дивизию немытых кружек из-под кофе, которая обвиняюще выстроилась на полу, и мысленно махнула рукой. Как говорил Алекс, если не успела спрятать труп, сделай вид, что он сгнил задолго до твоего появления.

– Иду! – крикнула я и, щелкнув замками, распахнула входную дверь. Та с готовностью заскрипела, словно давно ждала повода и теперь с удовольствием ябедничала на противного хулигана. Вернее, хулиганку.

– Слава Богу, живая! – с облегчением выдохнула Лиди и, перешагнув порог, сжала меня в объятиях.

– В новостях передали соболезнования родным по поводу моей внезапной кончины? – удивленно поинтересовалась я и махнула рукой в сторону кухни. – Пойдем, я чем-нибудь тебя угощу.

Память с вежливостью, смахивающей на издевку, напомнила, что после почти недельной добровольной изоляции угостить я могу разве что водой из-под крана.

– Ты хоть читала то сообщение, что отправила мне пять дней назад?