Чужой клад

Шалыгин с надеждой взглянул на собеседника. Томский, хоть и был младше служителя Мельпомены на десять лет, но своей уверенностью и здравым смыслом годился ему в наставники.

— А выход в том, чтобы найти преступника, — продолжал Денис. — Тогда и твоя репутация не пострадает, и убийства прекратятся. Есть у тебя какие-нибудь соображения? Только не говори мне о зловещем озере, мы с тобой люди грамотные и не должны отвлекаться на сказки.

— Ну, какие тут могут быть соображения? — вздохнул Шалыгин. — Больше всех подозревают Юхима, церковного служку. Он юродивый, и наш священник его приютил из милости. Этот Юхим проклинает театры и другие увеселения, ненавидит всех актрис. Ну а отец Викентий, сам будучи строгим аскетом, не в пример иным попам, сочувствует бедняге.

— А с чего у Юхима такая ненависть к актерам?

— Не к актерам, а именно к актрисам, к женщинам, — уточнил Шалыгин. — Давняя это история, но мне ее когда-то открыл отец Викентий. Шестнадцать лет назад Юхим жил под Стародубом, имел свою кузню, счастливо женился на красивой девушке. А в это время в Стародубе стоял постоем младший брат Бирона. И если фаворит Анны Иоанновны был, по крайней мере, хорош собой, то его братец отличался отменным безобразием. Но при этом, видно, хотел доказать всему миру, что он тоже мужчина, и завел себе целый гарем из подневольных девушек. А молодых матерей заставлял кормить молоком щенков в своей псарне.

— Слыхали мы об этих злодеяниях, — поморщился Денис. — Мой отец за то и пострадал, что участвовал в заговоре против Бирона. Ну а ваш юродивый тут при чем?

— Сейчас объясню. Так вот, Биронов братец еще любил развлекаться на грубый манер и задумал устроить в своей усадьбе что-то вроде балагана с шутами и шутихами, как было модно при тогдашнем дворе. У него жило несколько приезжих гулящих девок, которые называли себя актерками. Вот они-то по его приказанию искали в окрестностях певуний и плясуний и сманивали их в театр, обещая роскошную и веселую жизнь. Среди этих обманутых оказалась и жена Юхима. Он недоглядел, и она ушла с «актерками» в барскую усадьбу. Ну а что с ней после случилось, — о том разные слухи ходили, один темней другого. Юхим пытался поджечь дом Биронова братца, но был пойман его холопами и жестоко высечен. С тех пор он тронулся умом и пошел бродяжничать, пока не оказался в наших краях. И, как видно, в его больной голове крепко засела ненависть к «актеркам», которых он всех без разбора считает блудни нами. Но при этом я не думаю, что Юхим способен кого-то убить.

— Кто знает… Медики говорят, что жажда мести может превратиться в манию. А если и в самом деле убийца — Юхим? Двоих он уже зарезал, кто теперь на очереди?

— То есть?.. — Шалыгин слегка растерялся. — Теперь у нас вообще-то осталось только две актрисы — Гликерия Борович и Анастасия Криничная. Правда, есть еще несколько молодых селянок и казачек, которые хорошо поют и танцуют. Для них даже пошили наряды на случай, если гетман захочет народных песен и танцев. Но я думаю, что эти девушки не в счет, они ведь совсем не актрисы.

— Выходит, черноглазая дикарка тоже в опасности? — пробормотал Денис так тихо, что собеседник его не услышал, а потом добавил уже погромче: — Прежде всего надо отыскать Юхима.

— Уже пытались, не нашли, — угрюмо заметил Шалыгин. — И не верю я, что это он. И не мое дело его искать. И времени у меня нет, понимаешь?.. — Служитель Мельпомены снова схватился за голову, машинально стянул парик и вытер им свой вспотевший лоб. — Убиты две актрисы, занятые во французской комедии, а мне их некем заменить!.. Я не успею найти других, и Теплое мне голову снимет!.. И перед гетманом опозорюсь!..

— Вот оно — себялюбие людское, — скептически заметил Томский. — Вопрос стоит о жизни и смерти, а ты думаешь только об успехе своей постановки.

— Ох, не трави мне душу, Денис, — горестно отмахнулся Иван Леонтьевич. — Я, конечно, жалею бедных девушек, но и о своем деле не могу не думать. Первый раз в жизни я занимаюсь тем, что люблю. И мне доверили ставить спектакли не на каких-нибудь деревенских подмостках, а в гетманском театре! Мне, простолюдину!..

— Но гетман — сам простолюдин, — заметил Томский.

— Был когда-то, а теперь он виднейший человек в государстве. И все опять же благодаря искусству. Если бы его старший браг не обладал музыкальными талантами и не очаровал своим пением Елизавету Петровну, то так бы братья и остались простыми казаками Розумами, сыновьями вдовы Розумихи. Вот великая сила искусства! Она может поднять человека от земли до небес! Когда мы творим — мы покидаем этот унылый мир и создаем свой собственный, который Бог вложил в нашу душу!