Нехило! Я, конечно, видела подобные корабли, но все же… Всегда есть что-то очень грустное в разборе величественных гигантов на составные детали, пусть даже те обретут новую жизнь. Но пожалуй, лучше, если судно еще послужит хотя бы так, чем просто будет ржаветь, никому не нужное.
– Какое отношение этот корабль имеет к нам? – хмуро спросила я.
– Это было судно биологической экспедиции, и поскольку экипаж покинул его по неизвестным причинам, нельзя быть уверенным, что оно безопасно на все сто. Если я отправлюсь на борт с командой дезинфекторов, колониальное правление хорошо заплатит. Я должен буду убедиться, что корабль безопасен для обитателей Загрея, – пояснил отец.
Я снова вытаращила глаза.
– Ты что, собираешься выйти на планетарную орбиту, чтобы обследовать заброшенный корабль?
– Ну да.
– Можно мне с тобой? – Я невольно подалась вперед. – Мне тренировка по части обращения со скафандрами никогда не помешает. И в таких делах лишних рук не бывает. Я могу…
– Нет. – По голосу ясно, что спорить с ним бесполезно. Он нахмурился, ясно давая понять, что идея моя плоха. – Никто не знает, что случилось на том корабле, ты сама прекрасно понимаешь. Может, те ученые не бросили его. Может, они в буквальном смысле растворились. Что если в вентиляционной системе угнездился неизвестный патоген, для которого мы – потенциальные новые носители? И ты хочешь, чтобы я взял тебя туда?
– Ты всегда все расписываешь так, будто там страшно-страшно, – фыркнула я, покачав головой, – а на деле получается так: нашли мелкий инопланетный вирус – локализовали – устранили. Сам-то помнишь, чему меня учил? Ни к чему думать о конце света, об инопланетянах с гигантскими зубами, монстрах и биобомбах. Все это вряд ли существует.
– Все равно там опасно, и я тебя туда не потащу.
– Зачем тогда сам летишь? Если там все так плохо, оставайся дома.
– Дело в деньгах. – Он покосился на Виолу, потом снова на меня. – Слишком хороший гонорар, чтобы его упустить. Скоро нам понадобится новое оборудование. Мы уже достаточно долго откладываем. А эта работа позволит оплатить все, что нам нужно.
Интересно, о каком таком оборудовании речь? Даже системы мониторинга здоровья Виолы были модернизированы и полностью отремонтированы, прежде чем мы прибыли на Загрей.
– Мне кажется, ты придумываешь оправдания, – нахмурилась я.
– А мне кажется, я старше тебя и могу вообще ничего не придумывать. – Отец встал. – Радуйся тому, что тебя не наказали за сегодняшнюю выходку. Ступай к себе в комнату и хорошенько подумай до ужина, почему мы живем так, как живем. Осторожнее надо быть, Оливия. Помни: судьба Виолы и от тебя зависит.
Что ж, я бессильна. Не могу на него – обычно податливого, – повлиять: крыть нечем. Я помогла Виоле подняться с кресла, и мы вместе ушли к себе в комнату.
Предки ничего не говорили – просто смотрели, как мы возвращаемся в безопасную зону за закрытой дверью. Мир снова схлопнулся для меня и Виолы. Хотя не так уж это и плохо.
У Виолы всегда была кровать получше. Она в ней нуждается – чудные машины, что призваны беречь ее прерывистое дыхание даже во сне, не должны мешать. Когда я была младше и глупее, я завидовала. Порой приходилось жить в тесных домишках размером в половину нынешнего жилища, и ее кровать занимала большую часть нашей с ней комнаты – я спала на огрызке матраса в свободном углу.
Теперь – никакой зависти. Мы обе наловчились управляться с этими машинами для поддержания жизни. Теперь у нас одно просторное ложе на двоих. Моя Виола – все та же сказочная принцесса из книжек, что читала нам перед сном мама, просто вместо башни у нее капельницы и сенсоры, вместо дракона – трубки и провода. Никто не может добраться до нас, когда мы укрываемся в своем уютном гнездышке – даже родители.
Виола первой забралась в кровать. Вытянулась во весь рост. Я залезла следом за ней, изогнувшись знаком вопроса рядом с восклицательным знаком ее тела. Наши волосы рассыпались по подушке и простыням, перемешались, и кажется, будто мы стали чем-то единым, чем-то… неделимым.
Ведь так оно и было когда-то. Когда-то мы были единым клеточным конгломератом в материнской утробе. Мы разделялись постепенно, учась быть отдельными существами – двумя разными людьми. Но то, что некогда было едино, нельзя разделить до конца. Когда я думаю о будущем, образ Виолы всегда неподалеку – что бы я ни делала. Всегда есть она, я и эта огромная кровать.
– Ну и как все прошло? – спросила она, запуская пальцы в мои волосы. От нее, как и всегда, пахнет лекарствами и больницей – лишь слабый призрак ванильных духов витает в воздухе.
– Отлично. – Я ухмыльнулась. Ей не видно – я уткнулась лицом ей в плечо, – но она это почувствовала. – На самом деле, потрясающе. Она так хороша, Виола. Она очень славная.
– Ну-ну. И ты призналась, что неровно к ней дышишь?
– Обмолвилась парой словечек.
– И что же делает ее такой замечательной в твоих глазах?