Колонна из пяти танков, устрашающе грозно, двигалась от немецких позиций. Свежеокрашенные, с огромными надписями на башнях: 'За Родину', со звездами, Т-34-ки, как летучие голландцы проплывали мимо покоренного стрелкового батальона в утренних сумерках. Замыкал колонну танк очень похожий на Т-34, но был мощнее, с длинноствольной пушкой и выглядел более помпезно. На нем издевательски красовалась надпись, выведенная немцами готическим шрифтом 'За Сталина'...
Капитан Новосельцев очнулся. Контузия немного отступила. Она не могла не отступить. Где-то глубоко, глубоко, вначале на подсознательном уровне сгустками нейронов был воспринят еле, еле слышный, но с каждой секундой все более нараставший, более отчетливый сигнал. Сигнал разрастался, становился еще ближе и вдруг осязаемо превратился в тяжелый и до боли знакомый, радостный рев дизелей и лязганий гусениц. Каждый пехотинец, услышав эти звуки, а они отличались от шума карбюраторных моторов 'Майбах', наполнялся чувством гордости и любви за наши бронированные боевые машины. 'Это спасение',— мелькнула в голове комбата первая устойчивая мысль.
Комбат зашевелился, с усилием стряхнул комья земли, завалившие его взрывом, медленно, с трудом, опираясь о стенку воронки, приподнялся.
Здесь его стон услышали немцы. Мельцер и Ридель застыли от неожиданности, никак не предполагая, что в развороченной фугасом огромной яме, будет сидеть враг. От Риделя неприятно запахло. Первым опомнился офицер. Он резко повернулся на шум и сразу отпрянул назад, клацнув затвором автомата.
Новосельцев тоже увидел немцев. Пошатываясь и контужено улыбаясь, не соображая до конца что происходит, механически, отрешенно выпалил на немецком языке первую заученную когда-то в школе фразу: — Guten Tag, Kameraden!
Немцы дернулись, как ужаленные змеей. На секунду растерялись, услышав в предрассветной, утренней полутьме приветствие грязного, окровавленного русского зомби, неожиданно выросшего из земли. Это спасло жизнь Новосельцеву. Мельцер не расстрелял его в упор.
Новосельцев не мог сопротивляться. Он был обессилен и обескровлен глубокой контузией, полученным осколочным ранением. Из распоротого рукава шинели, густо пропитав его, сочилась кровь.
 -Halt! Hande hoch! — грозным окриком Мельцер привел в чувство скорее не комбата, а себя и Риделя. — Ридель! — толкнул он автоматом подчиненного. — Обыщи русского, пока он в штаны не наложил. — Увидев, что сержант вновь улыбается, от того, что остался живой, с усмешкой добавил: -И не стой, как на поминках своей тещи, трусливый заяц!
Корректировщик понял, что опасность миновала, оскалившись, подскочил к капитану Новосельцеву и с размаху ударил в челюсть.
— Ох!— вырвалось из груди капитана. Он завалился на скат воронки. Стал подниматься, нечленораздельно хрипя, хватаясь за кобуру. Но тут же получил резкий удар кованым сапогом в грудь. Тело со стоном швырнуло на землю. — Это у вас лежачего не бьют, а у нас в Рейхе, таких дохлых собак, добивают! — с садистской радостью выдавил немец, прыгая вокруг пленного, как трусливый шакал возле добычи. Риделя переполняло чувство превосходства над пленным русским. Он был доволен собой, что может вот так просто издеваться безнаказанно над русским Иваном. Ридель боялся войны, он панически боялся смерти, а поэтому и ненавидел русских. Он хотел остаться живым. Но он знал, что его убьют и убьют скоро. Он чувствовал это. А он так мечтал вернуться с победой в родной город Мюнстер к своей маме, чтобы покататься вдвоем на велосипедах по старинным улочкам, как они делали это раньше до войны.
Страх перед русскими, делал немца жестоким и циничным к беззащитным военнопленным. Несмотря, что Новосельцев был еле живой, пальцы Риделя дрожали, кода он вытаскивал пистолет 'ТТ' и личные документы капитана. За дрожь, за трусость Ридель себя ненавидел в эту минуту. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — орал он, нанося тому удары ногой.
 -Хватит, Ридель! Хватит! — подскочил Мельцер и оттолкнул сержанта в сторону, остановив бойню. Разведчик был удивлен агрессивностью трусливого артиллериста. 'Что происходит с ним? Еще убьет ценного языка', — подумалось ему.
— Быстрее вытаскивайте русского из этой вонючей ямы, — приказал он набежавшим гренадерам. -Подайте руку! — офицер вскарабкался наверх с документами Новосельцева.
В этот момент к ним подъехали танки.
Старший лейтенант вытянулся и помахал рукой, приветствуя командира батальона. Первый танк Т-34 остановился, не выключая двигатель. Из командирской башенки показался Франц Ольбрихт в русском шлеме и черном комбинезоне. В последний момент он перешел в первый танк, а обер-фельдфебеля Альтмана пересадил в 'Пантеру'. 'Альтман не справится с заданием. Альтман баварец, он не понимает русских'.
 -Что у вас, Мельцер?— прокричал Франц под грохот дизеля. -Даю одну минуту на доклад.
— У меня хороший улов, господин капитан. Вот, посмотрите. Давай! -махнул Мельцер гренадерам. Капитана Новосельцева без чувств подтащили к танку.
 -Осветите!