Приземистый унтер-фельдфебель с залихватским чубом уверенно крутит баранку. Время от времени искоса поглядывает на офицера. Заговорить боится. Ганс Клебер – новый адъютант, не любит беззаботной болтовни.
— Дорога утомительная, напряженная, а словом перебросится не с кем, — вздохнул Криволапов, размышляя в пути. — Командир на заднем сидении беседует с генералом. А этот, — Степан вновь скосил взгляд на адъютанта, — немецкий глист, как сыч сидит. Хоть бы слово сказал, подбодрил. Тычет носом в карту, словно дятел. Он ему сразу не понравился. Долговязый, суровый. Почти не говорит. Тоска. Ну и погодка, ешкин кот, — Степан ладонью провел по запотевшему стеклу. — Когда дождь закончится? В Тамбове, наверное, настоящая зима. Снег лежит. Сугробы. Красота… Бежит время, как эта дорога. Скоро Новый год. Четвертый год войны. Страшно подумать, наступает 45-й… — Степан зевнул. Слипались глаза. Мысли плыли беспорядочно. — Сколько лиха хлебнул, а живой… Тройка русская с бубенцами. Обязательно прокачу Николетт… Как она там, зазноба моя? Говорили, американцы в Ницце хозяйничают. Ни письма написать, ни ответа получить. Мы еще скинем их в Адриатику. Адриатика? Вот подумал, что это такое?… Какая девушка! Какая грудь – сдобные булочки. Француженка, а по отцу русская. Я сразу разгадал нашу кровь. А как целуется? — Криволапов на секунду прикрыл глаза, рот растянулся. Тут же получил толчок в бок.
— Не спать, сержант, не спать.
Не нравится новый адъютант, ох, не нравится. Заиграли желваки на скулах. Пальцы впились в баранку. Нога притопила газ. Бля… поворот! Глаза – по яблоку. Завизжали тормоза… Занос… Машина как волчок закрутилась на трассе.
— Тормоза отпускай. Тормоза! Влево выворачивай! Влево, говнюк! — бас Михаила, словно из Иерихонских труб, разнесся над головой водителя.
— Что? — Степан оцепенел. Сердце не билось. Руки и ноги не повиновались. Вездеход несся в сторону глубокого кювета.
Клебер мгновенно оценил ситуацию. Бросился на Степана, перехватил руль. На последнем витке машина замерла перед рвом…
Сзади не поняли, что произошло. Секундная тишина. Замешательство.
— Вон из машины. Отдышись. Во-ди-тель! — цыкнул Михаил, хладнокровно вытолкнув Степана наружу. Вышел за ним. — Прогуляйся до кустов, унтер-фельдфебель, полезно.
Вздыбился броневик охраны. — Что случилось, господин обер-лейтенант? Помощь нужна? — крикнул на бегу молоденький лейтенант. Глаза напуганы.
Клебер нервно защелкал зажигалкой. Пальцы подрагивают. Косой хлесткий дождь сбивает пламя. Закурить не удавалось. Посмотрел на офицера. — Все нормально, лейтенант. Возвращайтесь назад. Остановка на пять минут. Сейчас поедем.
— Есть, — четко ответил офицер, убежал.
— Клебер, что за цирк вы устроили с водителем? Что случилось? — раздраженно подал голос Ольбрихт.
Помощник фюрера, не надевая фуражку, вылез из «Хорьха». Ледяные капли плетью секут упитанное, чистое лицо, стекают за воротник. Офицер морщится. Уродливый шрам побагровел.
— Занесло, господин подполковник. Степан задумался, — Миша без сожаления выбросил сигарету.
— Я не об этом. Сержант свое получит. Вы кричали на русском языке. Генерал за пистолет схватился.
— Вот вы, о чем? — лицо Михаила потемнело. Он глянул в сторону удаляющегося офицера охраны. Выше приподнял ворот шинели. — Мой прокол. Не буду отпираться. Но я не напрашивался к вам в адъютанты. Это распоряжение Центра. Мне поручено знать события от первого лица.
— Ваша несдержанность может дорого обойтись, стоить вам жизни.
— Поехали, господин подполковник. Вон, Криволапов, ползет, наверное, обгадился, — Миша усмехнулся, представив картинку. — Дождь заливает. Вымокнем, Франц. Генералу придумайте сами, что сказать.
— Черт знает, что творится, — Ольбрихт сплюнул. — Поехали! — хлопнул дверью.
Заскочил мокрый Криволапов. На лице глуповатая улыбка, глаза хлопают. — Виноват, господин подполковник, больше не повторится.
— В карцер сядешь в следующий раз за такие шутки. Заводи.
— Я не знаю, как получилось. Задумался. Проскочил поворот, — Степан испуганно бросал взгляды то на Ольбрихта, то на Клебера. — Дорога скользкая. Машина закрутилась.
— Скользкая дорога? — в голосе зазвучал металл. — Так следи за дорогой лучше. Не хватало нам валяться в кювете. Заводи машину, я сказал. Чего ждешь? На совещание опоздаем.
— Зазнался русский танкист, — снисходительно вступил в разговор Вейдлинг, придя в себя. — Отдай мне его, Франц. Мне танковые асы нужны. Он же прирожденный танкист: невысокий, юркий, жилистый. — Водителя другого подберешь.
Франц вытер платком мокрое лицо. Уселся лучше. — Привык к нему, господин генерал. Почти как родные. С 41-го знаю. А что накричал, так это за дело. Он не обижается, когда наказываю, — Франц взглянул на бритый затылок Степана. Глаза потеплели. — Замены ему нет. Сержант проверен во всех отношениях. На него можно положиться. Не подведет, живота не пожалеет за меня. Я его один раз от смерти спас, а он – много раз. Это мой Санчо Пансо. Оставьте эту мысль, дядя Гельмут.
— Хорошо, хорошо, — Вейдлинг похлопал Франца по руке, — согласен, не обижайся – А твой адъютант, тоже русский?