Чужой

— Вы сами только что все прекрасно объяснили: я чужой, мое присутствие никому не по нраву. Позавчера, когда вас всюду искали, я сел на лошадь и решил прогуляться по окрестностям. Меня разглядывали, как любопытную зверушку… но я все же составил в уме план местности. Впрочем, я еще по приезде заметил Барфлер — этот город у нас знают…

— У вас — это где? В Англии?

— С тех пор как мама умерла, я вообще не очень уверен, где оно, мое «у нас»… Но жил я в Англии. А сегодня после полудня мне опять удалось незаметно улизнуть, я отослал лошадь назад, как только показалась здешняя колокольня, дождался сумерек, а потом проник на это судно. Я знаю, что оно направится в Гавр.

В голосе Артура слышалась неприкрытая горечь. Адам вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Может, потому, что судно покачивалось на волнах, а может, у него появились угрызения совести.

— Итак, теперь ищут нас обоих…

— О, меня, я думаю, долго искать не будут. Может, только славный старина Брент будет безутешен. Впрочем, мне все равно! — добавил он вдруг с яростью в голосе. — Я не хотел уезжать из Англии, и ваш отец не взял бы меня с собой, если бы умирающая мама не вырвала у него это обещание. Итак, я убегаю, и не стоит больше об этом говорить. А вы поторопитесь-ка вернуться, вы тем самым окажете мне великую услугу.

— Не вижу причин…

— Ну неужели не понятно? Они будут так рады, что вы нашлись, что забудут обо мне… И я свободен!

— А-а-а! Вы совершенно не знаете отца. Он все равно будет вас искать. Вы ведь его сын… хотя это и не доставляет вам удовольствия.

— Вам, как видно, тоже.

— Да уж, иначе я не был бы здесь. Но вы заблуждаетесь, если думаете, что он вас забудет. По-моему, он очень любил вашу мать. Во всяком случае, больше, чем мою, поэтому, уверен, отец очень дорожит вами…

— А, мне все равно! Я им вовсе не дорожу. Да и никем другим, за исключением, пожалуй, моей сестры Лорны, хотя она и ужасная эгоистка. Если бы она соблаговолила помочь мне, то не пришлось бы уезжать, но… — раздался короткий грустный смешок. — Мне кажется, я всегда всем буду в тягость.

— И куда вы теперь направляетесь?

— Тс-с-с… Тихо! Кажется, сюда идут…

В ночной тиши раздался стук тяжелых башмаков, стук приближался…

— Позади себя я заметил двоих мужчин, — прошептал Адам. — Они остановились у начала пирса.

— Они видели вас?

— Нет… Я уверен, нет.

Судно качнулось под тяжестью шагнувших на борт людей, беглецы услышали их приглушенные голоса:

— Ты уверен, что мы попали, куда нужно? Я не смог прочесть название…

— Я тоже, но это точно «Мари-Франсуаза». Она больше, чем та, другая посудина, и скорость у нее выше, помнишь, Марьяж сказал, что даже ночью ошибиться невозможно, она наверняка будет стоять впереди. Остается только дождаться остальных…

— Да уж ждем их, ждем. Ты уверен, что не перепутал день и час?

— Ну подумай немножко! Это единственная ночь, когда без особого риска можно завладеть судном, в ночь накануне Дня поминовения усопших все моряки сидят по домам и молятся, все они до смерти боятся привидений. Да и выбора у нас нет — суда поднимают паруса завтра утром.

— Ну ладно. Ты, как всегда, прав, но где, скажи на милость, Риго? Мы пропустим прилив, надо спешить.

— Он, видно, тебя услыхал. Слышь, вот он, а с ним Урбен…

Наши юные беглецы услышали жесткий и властный голос:

— Ничего не могли придумать лучше, чем сидеть сложа руки? Могли бы начать готовить судно к отплытию. Время не ждет!

— Время-то не ждет, но не могли же мы без тебя поднимать паруса. У тебя все с собой?

— А что же еще в этом бочонке, как ты думаешь? Огненная вода? Поставь его, Урбен. Потом спустим.

— Не такой уж он большой. Вряд ли туда поместилось много пороха.

— Вполне достаточно, чтобы отправить к праотцам Бонапарта, этого шута горохового! Он ведет себя, как король… Да с помощью этого бочонка мы устроим такой беспорядок! Будет чем поживиться.

По спинам юных беглецов, притаившихся в трюме, пробежал неприятный холодок. Оба прекрасно поняли, что находятся в опасности: люди наверху не были ни хозяевами, ни членами экипажа «Мари-Франсуазы», но заговорщиками, ворами и даже убийцами.

— Вот и разрешился наш спор, — прошептал Артур. — Надо было меня слушать. Теперь поздно… Если только…

— Что, если только?

— Выберемся отсюда как можно быстрее и прыгнем в воду. Немного везения и…

Адам икнул, потом пробормотал:

— Невозможно… Никогда не смогу!

Артур почувствовал, как его спутник задрожал. В темноте не было видно его презрительной улыбки.

— Вы что, боитесь?

— Да, — признался Адам без ложного стыда, — я не умею плавать… Я всю жизнь страшно боялся моря.

Сыну Мари-Дус понадобилось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное, оценить и проглотить свое презрение. Нужно же все-таки небывалое мужество, чтобы преодолеть страх перед морем и броситься на корабль в надежде добраться до дальних стран.

— Теперь я начинаю верить, что вы действительно полны решимости убежать, — прошептал Артур. — Итак, нам остается только ждать, как развернутся события.

— Нет, вы должны бежать!

— Зачем? Мне здесь неплохо, посмотрим, что будет дальше.