Фарид: — Мне нельзя быть слепым. Сестренка маленькая. Никого больше. Работать надо… Просить хочу… Му–му… Рустам говорит, здесь в ауле на картинке женщина есть, чудеса делает. Отведи к ней. Я веселую песню играть буду. Для всех — радость давать, да? Сильно женщину благодарить.
Глеб: — Вчера по ящику церковь в Чижах показывали. Это ведь там твой спаситель Михаил пашет? Так у него икона чудотворная оказалась. Большая ценность.
М-М: — Есть такая икона. Богоматерь плачет. Когда кому–то особенно тяжело. Батюшка Михаил говорит — заступница за всех скорбящих.
Рустам
Фарид: — Когда человек мусульманин — русская женщина лечить может?
Глеб: — А это ей без разницы. Человек — человек он и есть.
М-М: — За всех скорбящих заступается.
Глухонемой: — Мы все скорбящие. Жить хотим. Как люди.
Глеб: — А значит, им и помогать. Не на дурь, не на тачку бабки вымаливают. Здоровья просят. Давай Му — Му, собирайся, в церковь поедем.
Заходит Клава: — Это куда снова мальца подбиваете? Чуть под суд не подвели. Вот перед Богом клянусь — по тебе, Глебка, давно нары плачут. Хорошее ли дело — мелкоту да убогих совращать.
Глеб: — Так то давно было — глупый был, одумался. Вот лечением хворых заняться решил. Грехи замаливаю.
Клава: — Лечи, лечи, милок. Только без парня моего орудуйте.
Глеб: — Зря ты так, бабуля. Жалости у тебя нет. Ни к другому, ни к своему. Ты на них посмотри — как им к этой жизни пристроиться — затопчут. На наркоте сгниют. А если уж Бог за такое берется — как надежду не поиметь? Свои же недочеты мужик исправляет. Значит, и твоего Сашку подлечить может. Его, может, давно в Большом театре ждут. Ну хотя бы с одним ухом.
Клава: — От тебя — зараза одна. Мягко стелешь, да жестко спать.
Глеб Му — Му: — Ну че, братан? Едем исцеляться?
М-М: — Сразу нельзя. Я должен у отца Михаила спросить. Он икону бережет. Только хорошим людям показывает.
Рустам: — Так мы ж хорошие!
Глеб Му — Му: — Короче, мычалово, сколько за навод хочешь?
М-м: — Что говоришь!?… Уходи. Все уходите. Вы нехорошо думаете. Вам икона помогать не будет.
Глеб: — Ой, смотри, чувак, ломаешься много. В ментуру только свиснуть — порыщут они и найдут, что надо. Дурь, я думаю, здесь у вас по всем углам затырена. Не отвертишься, чистенький. Подумай. Хорошо подумай.
СЦЕНА ПЯТАЯ
М-М: — Я знал — ты придешь. Всю неделю ждал. (
Ната: — Угу. Спасибо (
М-М: — Нет. Это неправда. Ты не хочешь. Я не уйду….Что он сказал? Профессор?
Ната: — Надежда умирает последней.(
М-М
Ната: — Лекарствами провонялась. Больницей, хлоркой, наркозом, клизмами, болью, злостью… Проклятьем своим…
М-м: — От тебя праздником пахнет. Радостью. Весной, сосульками! И еще когда елка, мандарины, звезды, снег блестит и подарки буду. Я всегда елку ждал! Только не всегда получался праздник.
Ната: — Уж точно! Что ж тебя дружки так ненавидели, добренький?
М-М: — Они меня не понимали. Думали — директору жалуюсь. Я водку пить не мог. Говорить научился — они только руками умеют. Меня Му — Му прозвали. Мычу, как корова. Смеялись. И еще… девчонки с ними в лес ходили. Веселые, вино пили, меня целовали… А я убегал. Все надо мной смеялись… Потом плохое говорили… Не надо про них думать. На держи.
Ната: — Это зачем? Для полета? Увы, не ведьма.
М-М: — Мести дорожку вместе будем — ты оттуда, я отсюда. Ты же хотела. Я помню. Делай так: едешь потихоньку, листья сгребаешь… Нет, лучше я тебя везти буду, а ты подметай — у нас комбайн получится!