Чужой

Слова, сказанные Блоквилом для поднятия настроения женщины, так и не вылились в разговор. Потому что Акмарал сказала:

— Моей звезды там нет!

— Обязательно должна быть, Ахмарал, и ваша звезда.

— Моей там нет. На небе не может быть звезды у человека, который несчастлив на земле.

“Почему она не заговаривает о главном? Или же сообщение Гулам бека всего лишь сплетни досужих кумушек? Вряд ли Ахмарал пришгла ко мне просто так”. Сам Блоквил не решался начать малоприятный разговор. Чтобы не сидеть молча в темноте, он искал тему для разговора. Наконец француз спросил:

— Ахмарал, вы замужем? — вопрос его прозвучал нелепо.

— Ты хочешь побольше узнать обо мне? — спросила Акмарал с улыбкой.

— Конечно, человеку всегда хочется поближе узнать того, к кому он относится с уважением.

Акмарал долго не отвечала. Француз не стал настаивать, если женщина сама не хочет. Он уже думал, о чем бы таком еще спросить, но тут Акмарал заговорила сама.

— В двенадцать лет я попала в руки гаджаров-разбойников, Жорж. В двенадцать лет ушла девочкой и в пятнадцать девственницей же и вернулась назад…

Блоквил невольно вспомнил “царское представление”, устроенное людьми Хамзы Мирзы с невесткой чабана в песках Сарахса.

— Неужели они не тронули вас и отпустили домой? — вырвалось у него.

— То, что это именно так, знает один Бог, и еще я. А больше никто не верит. Даже мои родственники. Поэтому я и осталась в одиночестве, несчастным человеком… Однажды они хотели отдать меня за одного человека, я не согласилась. Надо отдать им должное, они поступили мужественно. Во-первых, не стали нарушать законы шариата, потому что я не дала согласия. Ну а во-вторых, они считались со мной из-за Апбасалы.

— Кто такой Апбасалы?

— Апбасалы — старейшина того рода в Хорасане, где я была заложницей. Его бурказы взяли в плен. Меня должны были обменять на этого Апбасалы. И обменяли.

— А потом…

— Я знаю, чего ты ото меня ждешь, Жорж. И об этом скажу. Кому нужна девушка, пробывшая в плену три года? Туркмены не берут в жены девушек с опороченным именем.

— Но персы поступили с вами блогородно?..

— Ну и что? Лучше самой быть испорченной, чем замарать грязью имя свое. Родителей у меня нет. Только вот эти двоюродные братья. И еще один близкий родственник — дядя, который забирал меня на летовку. Вот так и живу в тени своих родичей.

Когда Акмарал замолчала, Блоквил сказал:

— У нас таких, как вы, называют старыми девами.

— У туркмен тоже есть такое выражение. Никуда не денешься, если это написано у тебя на роду, то так оно и будет.

— Судьба-то судьбой, но вы что, так и собираетесь век свой в старых девах проходить?

Акмарал опять тяжко вздохнула.

— А еще неизвестно, буду я жить или нет. И потом, вот уже пять месяцев я не старая дева.

— Кто же тогда?

— Никто.

— Как это?

— Просто несчастная женщина. — Акмарал вдруг поняла, что позволила себе лишнее. — Что это я тут разболталась? А с другой стороны, должна я выговориться, кому-то душу открыть. Иначе не выдержу, сердце разорвется. Умеющий сострадать чужой человек поймет тебя скорее, чем безжалостные родственники…

У Блоквило защемило в груди. Забыв обо всем на свете, он придвинулся поближе и схватил Акмарал за руку. Она ее вырвала.

— Что, добрый чужой хочет превратиться в злого родственника?

Французу стало совестно. В душе он был рад, что Акмарал не видит, как краска стыда залила его лицо.

— Извините, Ахмарал. Вы меня простили?

Акмарал, словно не слыша его просьбы:

— Если я сама не сделаю этого, не уйду из жизни, мои родственники… Никак не могла уснуть, вот и пришла, чтобы хоть немного отвлечься от тяжких дум.

— Я ничего не понимаю, Ахмарал.

— Это хорошо, что не понимаешь. Сама заварила кашу, сама и расхлебывать буду. Видать, судьба. Я верю в судьбу, Жорж.

Хлопнула дверь Эемурата.

Акмарал хамерла.

— Гелнедже вышла на двор!

Через некоторое время та же дверь хлопнула опять.

Акмарал успокоилась.

— Гелнедже вошла в дом!

Это были последние слова, которые Блоквил услышал от Акмарал. Хибара пленного опустела.

* * *

После утреннего намаза Мамедовеза пальвана со словами “Аллахи акбер” обычно все обитатели окрестных домов, кроме детей, пробуждались. После этого взрослым, даже если они не читают намаз, считается неприличным оставаться в постели. Блоквил также привык к этому режиму. Он также всегда пробуждался на звуки азана.

Сегодня все было, как обычно. После окончания намаза пленный сходил на двор. Именно в этот момент Мамедовез пальван направился в сторону сарая. Обычно он очень редко посещал жилище Блоквила. И поэтому в голову француза сразу же пришли мысли одна страшней другой. А вдруг старик скажет, что он опозорил их, что ему тогда отвечать? Они ведь все равно не поверят в его невиновность. Почему Ахмарал вчера вечером ничего не сказала об угрожающей ей опасности? Или же они пришли к какому-то конкретному решению?”

Чем ближе Мамедовез пальван подходил к сараю, тем сильнее становилась тревога Блоквила. Как ни старался он держать себя в руках, быть спокойным, ничего не получилось: он начал дрожать.

— Эссаламалейкум, Агабек! Доброе утро!

— Валейкум эссалам, французский мулла! Как дела, жив-здоров?